ХОРОШАЯ ПРИМЕТА-ВОЗВРАТИТЬСЯ С ТОГО СВЕТА
Трагикомическая история произошла в то лето, когда я с женой Любашей и семилетним внуком Ронькой отправились в очередной отпуск в родную деревеньку Рыжково на Кенозере. Бываем мы там ежегодно. Генная память и родственные связи, могилы предков и дивная красота кенозерских окрестностей скрепили малую мою родину и моё семейство невидимыми узами. И я думаю, дай Бог, чтобы так было всегда.
Путь из Архангельска до Рыжкова — неблизкий. В Плесецк едешь поездом, а дальше — почти двести километров — на двух автобусах, с пересадкой. А в завершение путешествия — ещё пять километров на лодке с «Ветерком».
В салоне автобуса я оказался рядом с бывшей школьной подружкой. Обрадовались. Живёт она тоже в Архангельске, но последний раз встречались много лет назад. Вспоминая школу, учителей, кто из одноклассников кем стал, мы незаметно проехали большую часть пути. Жена с внуком сидели на передних местах, и я даже забыл про их существование. Не каждый день встречаешь в наши-то годы друзей своего детства. От юношеских воспоминаний мы перешли к сегодняшним проблемам. И тут моя собеседница погрустнела.
— Слышала, ты остался один. Жены у тебя не стало…
Я немного опешил:
— Как не стало? Вон она сидит, впереди. А рядом с ней Ронька — внук мой старший.
— Ты что, уже снова женился? — последовал неожиданный вопрос моей землячки.
— Как — снова? — говорю ей. — Я и не разводился, тридцать лет живём (женился-то я в семнадцать).
Тут моя школьная подруга стала извиняться за свои нелепые вопросы и объяснять, что недавно пришло из деревни ей письмо, в котором родственники сообщили о смерти Любаши. А сейчас, мол, вся округа знает о моём «вдовстве», о моём «горе». Интерес к дальнейшему разговору пропал, и я поспешил к своей жене с первой дорожной новостью. Вспомнились слова Марка Твена: «Слухи о моей смерти сильно преувеличены». В нашем случае — то же самое.
— Слушай, — говорю Любе, — ты, пожалуйста, не очень пугай людей. Кто-то слух пустил, что померла ты.
На конечной остановке автобуса в посёлке Поча местные, как обычно, встречали гостей. Нас тут знали хорошо. Здоровались, поздравляли с приездом. Но на Любашу глядели с нескрываемой растерянностью. Я сразу понял, что её наши поселковые жители действительно «похоронили», не одиножды оплакав. Обнимая мою жену, одна из родственниц, случайно оказавшаяся на автобусной остановке, всхлипывала:
— Любушка, Любушка, а мы уж по тебе не одни поминки справили. Прости ты нас. И кто же это про тебя такое наговорил? Живая! Живая! Дай тебе Бог здоровья!.. Ой, люди, люди…
Сойдя с автобуса, мы отправились к самым близким родственникам, чтобы уже с их помощью добраться до своей деревни. Мои дядька с тёткой — люди пожилые. И я, опасаясь испугать их неожиданной встречей с «покойницей», оставил Любашу с Ронькой у крыльца, в избу вошёл один. Дядька Саша и тётка Тоня сидели на диване, у включённого телевизора. Поцеловавшись с родственниками и не дав им расчувствоваться с неминуемым соболезнованием в мой адрес, я улыбчиво так им говорю:
— А я не один.
Тётка печально откликнулась:
— Так чего не заходят. Мы гостям всегда рады.
Я приоткрыл дверь на коридор и позвал своих спутников. Вбежал Ронька, вслед за ним на пороге показалась и виновница тёткиной печали. Родные, конечно, были в шоке. Дядя Саша, поднявшийся с дивана убавить громкость телевизора, так и сел на стоящую рядом табуретку. У тёти Тони тоже отнялись ноги, сидела, как окаменевшая, не в силах встать. Слёзы неожиданной радости струились по её щекам.
Дядька, оклемавшись от шока, побежал вприпрыжку ставить самовар. Тётка стала кулесить у стола, собирая ужин. А нас, конечно, больше всего интересовало то, откуда пришла роковая весть о похоронах, кто запустил такую утку?
Оказалось, что известие о смерти привезла в наши края одна отпускница из Архангельска. Будто бы узнала она об этом из газетного некролога, а потом ещё кто-то подтвердил её сообщение. А там пошло-поехало. И сомнений у родственников никаких не было. Ведь моя Любаша в 1991 году операцию делала в онкодиспансере. Только одно всех удивляло и озадачивало, что я никому из родных не написал о своём горе, за что корила меня вся родня нещадно.
Потом был праздничный стол с тостами за воскреснувшую, за здоровье родных и близких. А ближе к вечеру дядя Саша увёз нас на лодке в деревню.