- Иди, Витек, иди, мы тут с дедом раскумекаем, - похлопал сына по плечу Петька. - Точно, бать. И я вспомнил. Был такой древнегреческий герой, из пятого, бать, класса. Кентавр назывался, - сказал он, когда Витек убежал следом за братцем во двор. - Здесь вот конь, а здесь вот - человек.
Забыл Кузьмич, что и осерчал:
- А здесь как же?
Задумался Петька...
- Убей, не помню! Это ведь когда было-то! Да и не говорили нам тогда.
- Эх, мало я тебя лупцевал, паразита. Как дошло до дела, вишь, простого школьного урока припомнить не могёшь.
- Да ведь и ты, бать, поди, Древнюю-то Грецию в школе учил. Чего ж сам-то не вспомнил?
- С моей учебы время сколько прошло, во-первых? Не то что с твоей. А во-вторых, никакого человека-коня в наше время в этой удивительной стране не было. Не открыли еще.
- Врешь, - сказал Петька. - Врешь, батя.
- Цыц у мене! - прикрикнул Кузьмич и отправился на скамейку.
- Был. Был такой, - вспомнил Иванов-Пузырев. - Да не помню, как звали. Может, и кентавр, а может, и еще как.
Вздохнул Кузьмич. Значит, был кентавр. Значит, Сталин о нем говорил. Ждать приказал. Но теперь-то ведь кентавров и в помине нету! Если только ископаемый. Что же такое хотел ему внушить отец народов? Кого ждать? Что все это значит?..
- Антихрист. И в Писании сказано: грядет Антихрист. С отметиной во лбу, - завозилась в ночи старуха, когда после долгих раздумий все-таки поделился с нею Кузьмич мучившей проблемой. - А ты чего это взялся поминать его на ночь глядя? - перекрестилась она на образ.
Да, многое изменилось за последние несколько лет. Раньше Кузьмич запрещал ей не только креститься, а и Бога в междусловиях поминать. Боролся люто, бывало, и поколачивал. Теперь вот вроде и самому хочется иногда у того же костерка погреться, да партийная совесть восстает. А с другой стороны, ведь сам-то Сталин тоже был из духовных...
- Ладно, спи, чего уж...
- Дед, а внуки-то у нас совсем большие стали, - поделилась старуха засыпая.
- Да, - сказал Кузьмич.
Если бы Петька с первой женой сразу поладили, да не пил бы десять лет, глядишь, теперь бы внуки университеты позаканчивали. Правда, и внуки-то были бы не те... Так другие. "Чего это мы ее не любим? - удивился Кузьмич. - Она ж Витьки с Вовкой мать!.."
Запутался в рассуждениях и заснул.
И досмотрел свой загадочный сон до конца.
- Это ви, Кузьмич? - спросил вождь вкрадчиво.
- Я Кузьмич! - отчеканил Кузьмич.
- Ждите кентавра. К вам придет кентавр. Скажет, от меня. Ви поняли, товарищ Кузьмич?
- Понял. Есть, товарищ Сталин!
И после отбоя Кузьмич положил трубку на рычаг.
Приказано ждать. Значит, будем ждать кентавра.
А телефоны все звонят - то один, то второй, то пятый. "Ждите указаний", - распоряжается Кузьмич. "Я занят", - грозно ответствует. "Малую деталь заменить большой - и в серию!" - приказывает.
И вдруг - опять прямая связь! Хватает Кузьмич еще не остывшую трубку.
- Это ви, Кузьмич? Кентавра ждете?
- Так точно, товарищ Сталин.
- Ну, ждите, ждите, пока вас не расстреляли.
- Меня? - вспотел во сне Кузьмич.
- Ну, не меня же! А ви не согласны, товарищ Кузьмич?
- Никак нет, товарищ Сталин. Никак не... согласен.
- Ну, раз ви не согласны на расстрел, ми вас повесим, - задумчиво произнес по прямому проводу друг всех Кузьмичей.
- За что же, отец родной! - вскричал Кузьмич и захотел проснуться.
- Не волнуйтесь ви так, - сказал всемирный вождь. - Это ми с Лаврентием Павловичем пошутили. С первым апреля вас, товарищ Кузьмич!
- Есть, товарищ Сталин! Служу Советскому Союзу!
- А против двадцати пяти лет есть ваши возражения? Ми тут, товарищ Кузьмич, посоветовались и решили.
- Вас понял, товарищ Сталин! С первым апреля! - нервно хохотнул Кузьмич.
- И хорошо. Я знал, что ви настоящий работник аппарата. Однако сегодня двадцать седьмое сентября.
Иосиф Виссарионович дал отбой, и Кузьмич проснулся.
За окном едва светало, шел мерзкий осенний дождь. Казалось, это он промочил насквозь три верхних этажа и покрыл старческое чело Кузьмича мелким бисером.
И все-таки за окном начинался новый день.