Редакция «Транссиба» состояла из настоящих персонажей. Мой ближайший коллега и сверстник Макс занимался социальной сферой — главным образом в виде пенсионеров и ветеранов. Дело в том, что самаритяне-железнодорожники «неустанно пекутся» о тех, кто от заката до рассвета пропахал всю жизнь на шпалоукладке или в вагоноколесных мастерских. Говорят, что под главным корпусом МГУ стоят гигантские холодильники, которые не дают поплыть грунту Воробьёвых гор. Точно так же и эти высосанные скорлупки людей: если лишить их иллюзии благосостояния и причастности к великому делу, человеческий оползень двинется, а с ним и оборонка, и перевозки на российский восток, и, не в последнюю очередь, виллы железнодорожных боссов, цветной металл для Китая и многое, многое другое… Так вот, Макс был одним из опорных болтов этой социально-суггестивной конструкции, штамповщик бесконечных публикаций на тему «Славная биография», «Жизнь на транспорте», «Трудовая династия». Я не сомневаюсь, что и до сих пор штампует — а материалы по-прежнему размещаются в ведомственной прессе и на откупленных газетных площадях.
«Не подохнет никак», — сокрушался Макс после очередного звонка ветерана труда — и поставлял типовое, вполне добросовестное количество знаков.
Алексаналексаныч Александров запомнился мне бесконечным курением, размышлениями о судьбах отечества и старинным компьютером, который он отказывался менять, потому что на нём была установлена шахматная программа и записаны все партии за десять лет.
Кстати, одно из первых ярких впечатлений о работе — соседство включаемых для раскладывания пасьянсов крутейших компьютеров и старинных печатных машинок, на которых чиновники продолжали набирать письма. Не знаю, как с этим обстоит сегодня, но тогда моя озадаченность высокими технологиями на ЖД оставалась стабильно высокой. Только с письменного разрешения на специальном бланке из здания, например, можно было выносить (тогда ещё широко распространённые) дискеты или другие носители информации. Чтобы не разглашать, сохранять режимность и т. д… И это при наличии на каждом рабочем месте безлимитной связи — перекачать по ftp или электронной почте можно было всё, что угодно!..
Александров специализировался на локомотивах, а ещё один коллега по имени Павлов — на путейцах. Практически в любое время года Павлов приходил на работу в ушанке и резиновых сапогах. На его столе всегда стояла банка растворимого кофе. Своей молчаливостью и незаметностью он был мне симпатичнее всех остальных сотрудников. О регулярно меняющихся редакторах ведомственной газеты с уверенностью можно было сказать лишь одно: их жизнями управляла непостижимая карма, они пили и редко появлялись на работе. Делами заправляла ответсек Круглянская — старая грымза партийной закалки, сразу заподозрившая, что я пришёл на работу с подобного поста в другой газете не просто так, а как будущий ставленник недоброжелателей на её насиженное место. Это обстоятельство, как ничто другое, повлияло на маршруты моих командировок и темы публикаций. Если в редакционной обойме появлялся занудный экстрим вроде проверки техники безопасности в каком-нибудь кузбасском или алтайском посёлке, обязательно с выездом на выходных и ночью в поезде, Круглянская тут же предлагала отправить на поле битвы за информацию самого юного и талантливого сотрудника.
Целью одного из таких бессмысленных выездов был Барабинск, где железная дорога (излишне добавлять, владеющая заводами, газетами, пароходами) отгрохала ресторан. Меня до отвала напичкали осетриной, но когда я поинтересовался у официанта, почему в здании упорно не отыскивается уборная, он отвел меня на задний двор, где за заборчиком из шлакоблоков была прокопана канава.