Предание ещё свежо, а коммуникация пунктирна, и я пока не знаю, во что вылилась моя последняя акция, собственно, заготовка, — запомнится ли она как глупость или станет началом нового союза. Дано: скверная погода и человек, плохо ориентирующийся в Гамбурге. Самое сложное — дипломатия первого жеста. Условиться о встрече в городе, усадить на скамейку недалеко от стоянки такси и завязать шарфом глаза. Дальше — дело техники и чаевых. Быстро договориться с таксистом (чёрный плохо понимает немецкий, но обещает помочь). Осторожно занять места, контролируя, чтобы ничего не было видно.
По дороге к Эльбе мы попали в пробку, — тем лучше, дезориентация на местности. Путешествие на Ландунгсбрюкен заняло не пять, а пятнадцать минут. Глядя на нас, таксист посмеивается и чешет репу. Мы спускаемся на лифте в туннель под Эльбой — и полтора километра я по-рериховски веду моего испуганного спутника пешеходной полосой через прохладную и гулкую трубу. Лифт вверх и асфальтовая дорожка влево-вправо-вниз-вверх. По-настоящему он запаниковал, когда мы попытались подняться на парапет над водой — и совершенно зря, потому что в этот момент можно было бы полететь на камни мола. Я снял ему шарф — мы стояли на другой стороне реки, перед нами был вечерний город. В такие моменты нужно целоваться — даже с малознакомыми людьми независимо от их возраста, пола и сексуальной ориентации, — пока они не пришли в себя, разумеется. Чтобы отогреться на речном ветру, рекомендуется традиционный бальзам «Егермайстер». Из горлышка.
Он так ничего и не сказал «по содержанию». Только о том, что не понимал, где мы. Ему казалось, что мы забираемся на какую-то башню за городом, — но, спрашивается, почему мы тогда спускались под землю? В последний момент ему пришло в голову, что я его сейчас столкну — куда угодно, с крыши или в канализационный коллектор, а следы уже безнадежно удалось замести, — и он проверил, в кармане ли его бумажник, чтобы при нем, по крайней мере, остались его аусвайс и кредитная карточка.
На самом деле, нет ничего проще, чем подарить кому-то весь мир, звезду (помните мультфильм?), радугу или даже вечную верность. Но попробуйте подарить что-нибудь действительно полезное — и вы в тупике. Мне кажется, я постоянно завожу и себя и других в такие переулки, где нет автобусных остановок и даже такси, до утра пугаю кошек, а потом засыпаю в вагоне метро или S-Bahnʼa и, вдобавок ко всему, проезжаю свою станцию.
Когда умираешь, не сразу замечаешь это. Догадываешься, что что-то не так, обобщив следующие факты: 1) тебя не замечают люди (правда, примитивная коммуникация возможна, если строить рожи, пинаться, орать, — тогда они с недоумением оглядываются и морщат лоб); 2) не нужно в туалет (и, к слову, ни при каких обстоятельствах не наступает эрекция); 3) вдруг обнаруживаешь, что ты можешь летать.
Разобраться в самой технике полёта очень легко. Конечно, хочется посмотреть на город сверху, одно, другое, третье; но потом охватывает желание проверить, как высоко ты можешь подняться; нужен ли тебе, например, теперь для дыхания кислород и холодно ли там, на высоте пары километров. При этом ты встречаешь НЛО наподобие вагины (как мне потом показалось, форма закономерна). Видимо, это и есть узкие врата (они же игольное ушко); через дырку (или, скажем, шлюз) можно перебраться на другую сторону. Рассмотреть её можно было довольно хорошо: большой зал, свечи, рояль. Но моя голова никак не входила в эту дырку, и я прекратил попытки.
В чистилища можно беспрепятственно спускаться (как бы на экскурсию) в любое время. «Спускаться» — поскольку ниже уровня земли летать не получается. А ведёт туда множество лестниц, лифтов и просто провалов, которые (кто бы мог подумать) есть на углу каждого дома. Больше всего чистилища напоминают тесные и прокуренные ночные клубы. И большинство тех, кто там находится, не хочет покидать их исключительно по своей воле. Ах да, что меня больше всего удивило: там до сих пор в ходу немецкие марки, а не евро!
Цветаевы (это как о знакомых говорят, Зерновы или Рицы, но никогда обе фамилии), Марина и Сергей, живут в обветшалом доме, все оплетено плющами. Летание им кажется слишком простым и непоэтическим способом передвижения, suspekt. Если мы вообще говорили (они молчаливые), то на немецком. Отсюда и слово bodenständig, оставшееся как впечатление.