— Эй, Диоген! Милый толстячок, иди сюда, прелесть ты наша!
— Да! Богиня! Я тут. Раб твой неслыханный. Скажи народу обо мне для затравки пару слов. Только так, как ты это умеешь иногда делать.
— Малая Азия. Остров Лесбос. Поэзия женской дружбы. 7 век до н. э.
Сапфо!!!
Камасутра — старый фокус.
Мы такие не одни.
Просто слишком длинный фокус —
Близорукости сродни.
Ты была бела, как пламя,
Словно трепет фитиля.
Проникая в душу прямо,
Сквозь хрусталик хрусталя.
Эти острые коленки,
Эти острия сосцов…
Пляшут, словно дети, в масках…
Друг без друга — мы калеки,
Наподобие сиамских
Разделенных близнецов.
— Еще? — одним движением руки остановив бурю восторгов, спросила Сапфо.
— Любо! — перекричали всех казаки, сидевшие за отдельным столом рядом с молчаливо стоящим, словно бы предчувствующим беду свадебным слоном.
— Моему любимому городу посвящаю! — объявила Сапфо.
.
Черепки Пантикапея
Под ногами у тебя.
Пролетела, словно фея
Посмотрела не любя.
Что там несколько десятков
В бездну канувших веков.
Все мы не без недостатков.
Человек — дитя оков.
Черепки трещат, как льдинки —
Вымерз времени родник.
Моментальные картинки
Показал нам цифровик.
Предо мной античный город,
Вросший в гору Митридат.
Предо мною вечный город,
Как на блюде виноград.
— Еще!?
— Любо! Любо! Любо! — кричали казаки, словно безумные.
Сапфо оглянулась на стол почетных гостей, как бы обещая: «Еще одно и все!» На этот раз слово держала не долго:
— Медь пива, золото вина
Не надо выпивать до дна.
Судьбу до капли надо
Испить, как чашу яда.
Из–за казачьего стола, слегка покачиваясь, выбрался молодой генерал — есаул, депутат местного парламента. И троекратно дико засвистал. А когда в «Стойло» влетела осбруенная вороная кобыла, он оседлал ее и в одно мгновение, подхватив Сапфо, ускакал прочь. Так великая поэтесса спасла невинную православную душу.
А вот как отомстила Элона
Флора, договорившись с Кострубом, привела Элону и Киллирою себе в помощь на время свадьбы. Втроем они и сделали все.
Сам Коструб так и не узнал, почему началась эта беда. Дротик, пущенный с антресолей, пронзил его шею. И он молча свалился под стойку бара, незамеченный никем из зала.
Три эти женщины, ведомые каждая своим безумием, наполнили одни бочки самогоном другие — ТГК. Пившие крепленое вино, лапифы опьянели. И стали бросать дротики в зал Один из них угодил слону в глаз. Животное, взревев от боли, бросилось к выходу. Но не нашло его. Второе око тоже было залито кровью. Слепое чудовище стало метаться по «Стойлу», круша на своем пути всё и вся. Только под его ногами погибла тогда добрая половина гостей. Остальных добили пьяные лапифы. Особенно беззащитными оказались четвероногие, испившие вина, с наркотиком, они к тому же еще потеряли ориентацию. И лапифы резали их, неуклюжих и беззащитных, словно скот на бойне.
Свита, гулявшая в окрестностях «Стойла», тоже изрядно охмелевшая, схватилась за оружие, понимая, что Кентавры заманили гостей в западню, и принялась резать всех, кто попадался им на пути, стремясь пройти в «Стойло» на выручку своих же хозяев. Прорвавшись во внутрь, и увидев убитых кентавров и своих хозяев, воины бросились на лапифов, которые были молодцы только против одурманенных наркотой кентавров. Через час–полтора все было кончено.
Хирон вышел на середину зала, заваленного трупами смертных людей и кентавров. Сам, залитый кровью, он едва держался на ногах.
В дверях он увидел Годи Кента и Ларана–бабу. Встретившись с глазами того и другого, он, рыдая, воскликнул.
— Что наделали, жалкие смерды!?
— Это не мы! — спешно отвечал Казак–баба.
— Не мы! — повторил за ним Годи Кент.
— Понятное дело! А кто же?
— Так было велено свыше!
— Свыше?! — почему–то тут же поверил негодяям Горбун.
Хирон был ранен несколько раз, пока прикрывал телом от смерти дочь и зятя. Сразу же сообразив, что происходит, бессмертный стал оттеснять новобрачных к продуктовым подвалам бара, чем и спас молодых от, казалось бы, неминуемой смерти.
Его поразил боевой топор, пущенный в спину пьяным лапифом по имени Пирифой. Ворвавшись с улицы, где сам едва не погиб под стрелами скифов и амазонок, увидев Горбуна, случайный этот выпивоха закричал, — Бей четвероногих! — схватил валявшийся под ногами топор и, не понимая до конца, зачем он это делает, ударил им кентавра.