Качаясь зябко, чуть дыша,
Как вылупившимся цыпленок,
Земля пушиста, хороша!
18 января 1972
* * *
Проносится люггер голландский
На фоне дворца и реки,
Пернатою тенью гигантской
Срываясь с воздетой руки —
И сумрак полдневный распорот
Иглой в повороте крутом,
К этот немыслимый город
Лежит у него за бортом.
9 февраля 1972
* * *
Чернофигурная весна.
Чернеют кроны, неодеты.
Громада воздуха ясна
И обещанием согрета.
Мне дорог этот чёрный день
С брожением в набухшем теле,
Дерев творительная лень,
Домов сырые акварели.
14 февраля 1972
ГОРГИППИЯ
Валов черноморских круженье —
Горгиппия! Древний подвох.
Анапа, ты знала крушенья
И кровосмешенья эпох.
Под этой землей виноватой
Хранила такие века,
Пока до удара лопатой
Молчали твои берега!
За мысом, в старинных просторах
Мерещится бег кораблей,
В аттических трюмах которых
Пшеница уходит в Пирей.
В порту не пустуют причалы.
На рынке разложен товар,
Во всю голосят зазывалы —
Купцы из Афин и Мегар...
Осталась шершавая кладка,
Кусочек соленой земли,
Пространства и времени складка...
Ее раскопали, нашли.
Пригубить прохладное время,
Робея, спускаемся вниз
Под стену — и сумрак над всеми
Двухтысячелетний повис...
11-13 февраля 1972
* * *
Принц Гамлет в комнате моей...
Откладывает день
На тощий коврик у дверей
Его кривую тень.
Рассвет, разбередивший хлам
И ворохи бумаг,
Еще таится по углам,
Еще пылится здесь и там
В развернутых томах —
Уже разбавленный, впотьмах,
С простудой пополам.
Где зябко свернута постель,
Неубранная мной,
Теки, дневная канитель,
Небитый час дневной,
Глотай былого мутный хмель
С холодной желтизной!
12 февраля 1972
ДВА ПОСВЯЩЕНИЯ
1
Певец печальных вод, любовник Прозерпины!
Когда уронит ночь прозрачный холодок,
Оставь и мне в ковше микенской глины
Соленой нежности глоток.
13 февраля 1972
2
Когда, любовник Прозерпины,
Ты лицезрел печальные поля,
И злому солнцу подставляла спину
Моя несчастная земля;
Завидя скорый гнев обманутого мужа,
Тебя под сень дубрав подруга позвала...
Но не летейская — людская стужа
Тебя ждала.
13 февраля 1972
* * *
Медленного времени следы
На лице твоем запечатлелись,
Будто долго в зеркало воды,
Наклоняясь, вглядывалась ты,
Но глаза твои не нагляделись...
Та неизяснимая печать,
Что душевным опытом зовется
И сердца умеет различать,
Шепчет: вот бы снова всё начать —
А судьба скупа, не улыбнется.
20 сентября 1972
КРЕЙЦЕРОВА СОНАТА
Чем изводился Лев Толстой
От этой музыки густой,
Взрослея, лучше понимаю.
Какой привязчивый финал...
С меня довольно, я устал,
Конец. Я рычажок снимаю.
Меж тем у зеркала она,
Ещё пространствами полна,
С расчёской возится в прихожей.
Лаванды запах, холодок,
Прощальный взгляд, немой упрек,
И я с моей вчерашней ношей.
1972
* * *
Я правильно сделал, родившись на свет
В мою непроглядную пору —
Хоть нет ей названья, как имени нет
Слепца обокравшему вору.
А вам, предстоящим, отвага важна,
И некуда вам торопиться...
Но проповедь эта затем и нужна,
Чтоб вы поспешили родиться.
15 февраля 1972
* * *
Я помню, минуты густели,
Тянулись, сливались в одно,
Глаза ее страшно пустели,
Зрачки уходили на дно.
Но вечер за дверью балконной,
Стекла запотевший провал,
Растаял в горячке бессонной,
Повыспросил всё, миновал.
И вот, в коридорах филфака,
Она, в окруженьи подруг,
Спешит, зачерпнув полумрака,
И взгляды встречаются вдруг.
Откликнется мне односложно,
Кивнет, промелькнула, прошла.
Поверить никак невозможно,
Что это она и была.
Психея, живая частица
Любви, вдохновенья, житья,
Летит, упорхнувшая птица,
Обида и тайна моя.
И я, неудачник, зануда,
Мальчишка, слюнтяй, идиот,
Гляжу, провожая как чудо,
Стремительный этот полёт,
Где всё в этом облике нежном,
Ребяческом этом кивке
Зачёркнуто взрослым, небрежным,
Шальным завитком на виске.
20-25 февраля 1972
* * *
Что бежать без оглядки
От любви? Тем верней
На вагонной площадке
Обомрёшь перед ней.
Мановеньем кошмара
За квадратом стекла
Ночь, как ворон Эдгара,
Распростерла крыла.
— Ворон, взяв в твоих криках
Сокровенную ложь,
Врут колёса на стыках:
— Не вернёшь! Не вернёшь!
И, не чуя подвоха,
Вторят им провода
На три четверти вздоха:
— Никогда! Никогда!
4 февраля 1971
* * *
Я вспомнил об истине старой,
Заполнив четыре листа.
Задира-гречанка с кифарой
Является к нам неспроста.
У этой красотки ревнивой
Давно уже так повелось:
Поэт и любовник счастливый
Всегда обретаются врозь.
5 февраля 1971
* * *
Прощай, не моя дорогая!
В холодном свечении дня,
В окне, на площадке трамвая,
Мелькни, не заметив меня,
Растай в петербургском предзимьи,
Где воздух колюч и тяжёл,
Панели в расплывшемся гриме,
И ветер слезой изошёл...
17 ноября 1971
* * *
В этом доме живёт пианист.
Посмотри, он ужасный растяпа:
На скамейке оставлена шляпа,
А под — шляпой исписанный лист.
Чуть светает, накинув пиджак,
Он уходит к реке спозаранку
Или в роще отыщет полянку
И сидит до полудня, чудак.
Начиная дневные труды,
Подбирается солнце к окошку.
Улыбаясь, косит понарошку
На дорожку, усадьбу, пруды.
В кабинете, где нет никого,
Забываясь, протяжно и длинно
То и дело вздохнет пианино
По наитию, ни от чего.
За работой его не застать —
Он, к тому же, изрядный бездельник.