Я бревном рухнул на постель, вытянулся, поднял ноги, потом стал их постепенно опускать, пока до простыни не осталось несколько дюймов. В бедрах – ломота, в животе – тупая боль. Надо избавляться от лишнего веса. Тяжело, пресса никакого… я отпустил ноги, и они упали на кровать. Тристрам… Вообще-то говоря, совсем не обязательно, чтобы все случилось в первый же вечер. Пусть вожделеют, пусть наливаются страстью – это вполне естественно и пристойно. А, может, ничего такого у них и в мыслях нет. Тут их надо направить, им нужен старший товарищ. Я взглянул на свои брюки. Справа от ширинки появилось небольшое влажное пятно. Оборудование дает течь… так бывало всегда, но я всегда об этом забывал, и приходилось украдкой идти в туалет, мимо кухни, сбрасывать остатки драгоценной жидкости. Господи. Я посмотрел на свое распростертое тело сверху вниз. Позорное, несчастное вздувшееся пузо, сходит на нет к ногам эдаким клином. Объект насмешек. А пошли вы все, дуроломы безмозглые! Погодите, я еще заведу себе шикарную тачку и приеду на ней к вам в школу, а рядом, склонившись над рычагом коробки передач, будет постанывать от удовольствия королева красоты… Соберется вся школа, и я буду рассказывать о том, как стать счастливым и знаменитым… Посмотрю я тогда на ваши рожи! Детишки-рукоблуды, которые хвастаются мнимыми подвигами у входа в школьный буфет, будут кончать в потные кулачки, а учителя будут пялиться с раскрытыми ртами на мою королеву и умирать от зависти, потому что их собственные женушки – простота простотой. А потом, когда я еще буду распинаться у микрофона, она промяукает мне: дорогой, пора домой, потому что… Но я лишь улыбнусь в ответ.
ГЛАВА 9
Ровно в десять сорок пять я стоял на посту у входа в школьный буфет. Туда уже просочилась первая струйка этих онанистов-любителей – придет время, как они будут лебезить передо мной, как будут заискивать! – и я стоял и бдил: кто знает, какой номер может выкинуть эта шатия? Кто-то пролил мне на ботинки молоко. Я ухмыльнулся, записал его фамилию и произнес приговор: «останешься после уроков». Он тут же заныл: «я не виноват, ну правда, это не я». Но я стоял недвижно, будто прирос к полу, с ухмылкой на лице.
Чертов Тристрам – до конца перерыва осталось пять минут, а он все не появлялся. Кстати, сегодня была совсем не моя очередь дежурить. С утра я первым делом заглянул в комнату старосты и посмотрел расписание дежурств. Сам я на этой неделе вообще был свободен и должен был придумать какую-то причину, чтобы поошиваться у буфета. Какие у старосты могут быть отношения с первогодком? Сразу засмеют: эге-ге, милок, да ты никак решил по малолеткам пройтись? А ты, ангелочек, собрался полизать задницу старосте? Лично мне на всех этих дебилов начхать, но подставлять под удар маленького Тристрама – не дело. Поэтому из списка дежурств у буфета я аккуратно вычеркнул имя Джонсона и вписал свое. Никому и в голову не придет, что я сам решил обременить себя дежурством. Вписать мое имя туда, где его быть не должно, – это часто делали другие.
В конце концов Тристрам появился, послышались крики: «Сюда, сюда!», «Мы тебе держим место!». Он подошел к своим, увидел меня, я одарил его скромной улыбкой, а он просто кивнул в ответ. Кто-то разбил бутылку с молоком; сначала повисла тишина, потом народ заулюлюкал. Я должен был как-то отреагировать, но не стал – наблюдал за Тристрамом. Он присоединился к друзьям – все как на подбор пай-мальчики. Странно, но факт – эти красавчики всегда тянутся друг к другу. Они сгрудились в кучку – маленькая клика, – открестившись от остальных. Какой-то мальчишка хотел примкнуть к ним, но они его приняли холодно и надменно, то есть просто не приняли, и вскоре он исчез.
Какая тоска – стоять одному у входа в буфет и строить из себя официальное лицо, но при этом своего человека. Умники глядят на тебя с ухмылкой; дохляки, наоборот, побаиваются и подлизываются. Неважно, главное – я вижу Тристрама, могу изучать его в своей среде, среде явно дружелюбной. Он им нравился, вполне устраивал их, был неотъемлемой частью их стайки. Господи, вот бы мне скинуть пять лет, стать стройным и светловолосым подростком, легко влиться в их ряды и вообще воспринимать жизнь без натуги!
– Ну? Чего от тебя хотел Тик-Так?
– Просто хотел проверить, понял ли я этот опыт, – объяснил им Тристрам.
– И все? Он мог тебя здорово вздрючить – нашел в кого бумагой кидаться!
– Да я не в него кинул. В Джонса.
– И чуть не попал в Тик-Така.
– «Чуть» не считается. Он все равно не заметил.
– Еще как заметил, башку даю, да только сдрейфил. Неужели не видишь, что он на все наши приколы не реагирует? Так и хочет к нам в доверие втереться.
– Брось ты! Сказать, что я про него думаю? Что он – человек застенчивый, а мы все время его достаем. Разве он виноват, что он – слабак?
– Тоже мне, защитник слабых нашелся. Или он тебе конфеты покупает, а, Холланд?
– Иди отсюда. – Тристрам даже немного покраснел. – Просто когда остаешься с ним один на один…
– …и он хватает тебя за яйца…
– Заглохни. Просто мне его жалко, мы же его все время доводим, – защищался Тристрам.
– Он к тебе неровно дышит, вот в чем фокус.
– Хватит чушь пороть.
– С тех пор, как ему запретили ученикам объем бедер мерить, он совсем скис. Ты, Холланд, будь с ним осторожен. А то он тебя быстро окрутит.
– Заглохни, понял? Говорю тебе, это несчастный человек.
– Сам заглохни. Ты за него заступаешься, потому что он к тебе неровно дышит. Найди себе девочку вместо него, толку будет больше.
Все вокруг заржали.
– Сам найди, – огрызнулся Тристрам.
– Где же я ее возьму – дома, что ли? – взвыл Канис.
– Где хочешь, – хором прокричали мальчишки.
– Одолжи у брата, – добил его кто-то.
– У него самого нет.
– Как это «нет»? Еще как есть! Все про это знают. Канис был посрамлен.
– Я вам вот что скажу, – авторитетно заговорил кто-то. – Всегда держите при себе кусочек свежего лимона. Чуть-чуть брызнул – и, если она закричит, значит, у нее не прорвана.
– Что «не прорвана»?
В ответ раздались насмешливые стоны и улюлюканье.
– Не понимаешь, что ли, тупой?
– Я просто хотел проверить, знаете вы или нет Вообще-то это любому дураку известно.