Робин оценил ее незамедлительно.
— Я скоро приеду за вами. В шесть тридцать. Есть разговор. Потом все расскажу, — сказал он голосом конспиратора по офисному телефону.
Я все еще была озабочена статьей «Похищение Кентской Девы», вышедшей на прошлой неделе, последствием которой стало мое последнее столкновение с Биллом, по мнению которого вина моя заключалась в том, что я должна была предупредить его обо всем и не предупредила.
— Я не уверена, что у меня хорошие взаимоотношения с прессой.
— Почему именно сейчас, Кентская Дева?
— Не называйте меня так.
— Ах, — сказал он, протяжно вздыхая. — Статья?
— Да.
— Вам не понравилось? — Его ласковый, вежливый голос звучал разочарованно.
— Нет.
— Все?
— Только некоторые моменты.
— А вы знаете, что весь вчерашний вечер я ждал совершенно противоположной реакции? Я продолжал исследовать историю о тоннелях Канала, и когда вернулся, то спросил, нет ли для меня сообщения. Никто не звонил? Все-таки телеграмма была бы лучше: «Восхищена. Точка. Поздравления. Точка. Гениально. Точка. Пожалуйста, пишите больше. Точка. Люблю…»
— Стоп. Стоп, — сказала я. — Я тоже хочу вставить словечко.
— О’кей. Встретимся у вас.
— Эти слова в статье совсем не то, что я говорила.
— Но наподобие, прекрасная. Чуть-чуть погорячее, чуть-чуть развита мысль, они звучат, как на улице. Немножечко приукрашены. В эти дни, любимая, вы обратились к общественности, в противном случае это было бы предательством.
— Вы уверены?
— Истинная правда, любовь моя, — заметил он. — Кроме того, это была суть. Ну, если не суть, то хорошая интерпретация.
— Слишком индивидуальная.
— Я передал твои убеждения так же хорошо, как и твои высказывания. — Робин внезапно перешел на «ты».
— В стиле Черчилля?
— Нет, дорогая. Но конечно, мечи вынуты из ножен. Особенно после сидра и нашей небольшой размолвки с Большим Биллом.
— Большой Билл? — спросила я.
— Люди так его называют.
— Откуда ты узнал? — спросила я, ощущая, что каждый, практически любой, знает о Билле гораздо больше, чем я.
— Я расскажу тебе в половине седьмого, когда подхвачу тебя.
— Я уже начинаю ощущать что скоро что-то произойдет, — сказал Робин, открывая дверь своего маленького пурпурного «MG» со словом «ПРЕССА», написанным крупными черными заглавными буквами на лобовом стекле, и грязными шинами. — Я ехал за бульдозерами и рабочими в стальных касках с фирменным знаком «С.С.». И только потому, — шептал он, включая зажигание, — что леди любит Пенфорд.
Был прекрасный тихий вечер. Солнце скрылось за облаками, окрасив их по краям абрикосовым и золотистым. Небо было цвета розового шиповника. Воздух был наполнен птичьими трелями. Траву на лужайке скосили, и аромат только что скошенной травы стоял в низинах между холмами. Мне хотелось, чтобы не было никакой встречи, никакого нефтяного месторождения. Я желала, чтобы никогда не было Билла. Но не все получилось, как я хотела.
— Ты здесь?
— Для тебя — да.
— Что новенького?
— Ужасно. — Он опустил голову. — И это только половина. Головная секция прибудет сюда завтра.
— Сэр Беркли полагал, что это все.
— Тогда он ошибался.
— Сэр Беркли вздохнул свободно, наверное, когда услышал, где будет скважина.
— Тогда твой знаменитый работодатель считает своих фазанов прежде, чем они вылупятся из яйца.
— Почему? Ведь рядом нет какого-нибудь красивого места. Ни церкви, ни школы, ни въезда в поместье.
— И нет благодарности твоему Большому Биллу, — шептал Робин. — Это место было выбрано, потому что здесь есть расщелина, которая позволит легче бурить.
— Ничего другого я и не ожидала.
— Нет, правда. Я не испытываю к нему дружеских чувств, Шарлотта. — Он проницательно смотрел на меня, как бы выжидая, когда я начну защищать Билла.
Я не поддалась. Просто ответила:
— А что ты имел в виду о сэре Беркли?
— Жди и смотри. Я покажу тебе, когда придет момент.
Он поставил машину в самый дальний угол внутреннего двора и развернул ее влево по направлению к озеру.
— Я полагаю, регулярные парки уже закрыты?
Кивнув, я ответила:
— Закрываются в пять.
— А можем ли мы проехать к озеру другой дорогой?
— По трассе и по дороге для двухколесного экипажа.
— Можем мы пойти туда? Я обещаю вести себя хорошо. Это важно. Я хочу объяснить, что я думаю о сэре Беркли.