Тут кентуки опять начинал бегать вокруг шезлонга и мурлыкать как только мог громко.
Иногда Энцо брал крота с собой в машину и ставил у заднего стекла, чтобы тот смотрел на улицу, пока “хозяин” вез Луку на тренировку по теннису или ехал в супермаркет за продуктами, а потом они возвращались домой.
– Вы только гляньте, какие женщины! – приговаривал Энцо. – И откуда, интересно знать, бывают родом кроты, которые никогда не видели таких женщин?
А крот снова и снова мурлыкал, выражая таким манером не то гнев, не то удовольствие.
Компьютер она несколько лет назад тоже получила в подарок от сына из Гонконга, и тоже завернутый в целлофан. Но и этот его подарок, во всяком случае поначалу, скорее огорчил ее, чем обрадовал. Теперь белый пластик успел потускнеть, и можно было сказать, что Эмилия и компьютер вполне привыкли друг к другу. Она надела очки, включила его, и тотчас автоматически проснулся ее кентуки. Картинка на экране выглядела перекошенной, словно камера упала. Однако Эмилия сразу узнала вчерашнюю квартиру, ту, где жила девица с большим вырезом, и поняла: кентуки не стоит, а лежит. И только когда “хозяйка” подняла его, Эмилия разглядела, что ему было приготовлено что-то вроде собачьей лежанки, обтянутой мягкой тканью ярко-розового цвета в белую крапинку. Девушка заговорила, и тотчас на экране появились желтые субтитры:
“Добрый день.”
Грудь ее сегодня была как следует упакована в топик небесно-голубого цвета, но кольцо из носа она так и не вынула. Эмилия уже успела спросить сына, какие отношения связывают его с этой девицей, и он ответил, что никакие, а потом в очередной раз принялся растолковывать, по каким принципам действуют кентуки. Под конец он стал расспрашивать, что именно она увидела на экране, какой город ей достался и как там с ней обходятся. Любопытство сына показалось Эмилии подозрительным, потому что обычно он совершенно не интересовался жизнью матери.
– А откуда тебе стало известно, что ты именно кролик? – еще раз спросил сын.
Эмилия хорошо помнила, как девушка назвала ее “красивой крольчихой”, помнила, как она показала ей коробку, к тому же кто-то еще раньше взял на себя труд объяснить, что управлять она будет плюшевой игрушкой, изображающей какое-то животное. Может, они, эти зверьки, соответствуют знакам китайского гороскопа? Может, есть какой-то особый смысл в том, что ты стал кроликом, а не, скажем, змеей?
“От тебя прелестно пахнет.”
Девушка почти уткнулась носом в камеру, и экран у Эмилии на секунду потемнел.
И чем, интересно знать, может пахнуть игрушка?
“Мы с тобой будем много чем заниматься вместе. Знаешь, что я видела сегодня на улице?”
И она рассказала, что видела у супермаркета. Ерунду какую-то, конечно. Но Эмилия все равно старалась понять ее рассказ и внимательно следила за желтыми надписями, но переводчик работал слишком быстро. То же самое с ней случалось и в кино: если фразы в титрах были слишком длинными, они исчезали с экрана прежде, чем она успевала их дочитать.
“День нынче чудесный”, – сказала девушка, подняв кентуки над головой и повернув камерой к окну.
Эмилии открылся вид на город: широкие улицы, купола нескольких церквей, каналы и ярко-красный свет закатного солнца, заливавший все вокруг. Она смотрела и не могла насмотреться. Эмилия не ожидала от девушки ничего подобного, и незнакомый город поразил ее в самое сердце. Ни разу в жизни ей не довелось выехать за границы Перу, если не считать поездки в Санто-Доминго на свадьбу сестры. Какой же город Эмилии вот так мельком показали теперь? Она хотела увидеть его снова, хотела, чтобы ее еще раз подняли и позволили взглянуть в окно. Она заставила колеса кентуки повернуться в одну сторону, потом в другую, потом несколько раз крутанула головой – очень быстро.
“Можешь звать меня Евой”, – сказала девушка.
Она поставила кентуки на пол и пошла на кухню. Открыла холодильник, какие-то шкафчики и стала готовить себе еду.
“Надеюсь, тебе понравилась лежанка, которую я купила специально для тебя, толстушка моя”.
Какое-то время Эмилия не двигала кентуки, он просто стоял и смотрел на Еву, а самой ей хотелось повнимательнее обследовать контроллер. “Пусть Ева еще раз поднимет меня! – мысленно просила она. – Пусть поднимет!” Но Эмилия не знала, как вступить с ней в разговор. Неужели в роли крольчихи она способна только слышать? Каким же образом, черт возьми, можно заставить этих зверюшек говорить? Да, теперь у нее появились конкретные вопросы к сыну. Если нельзя задать их Еве, она снова позвонит в Гонконг и узнает все у него. Пора ему наконец почувствовать хоть каплю ответственности за те вещи, которые он посылает матери.