Худо. Бойцы сегодня день лежали под дождем на нейтральной полосе, горячего не ели. Всю ночь они проведут в мокрых окопах, утром, не обогревшись и не обсушившись, и не получив горячего, они сжуют по сухарю и куску селедки и пойдут в атаку. Раненый в атаке в нагрузку к пуле заработает простуду, полежавший два дня под пулеметом и дождем, тоже почти гарантированно заболеет. Два-три дня таких 'успехов' и наступать будет некому. Кто убит, кто раненым захлебнулся в воронке, кто простыл, у кого развилось желудочное заболевание от питья некипяченой воды из той же воронки.
И товарищ Вяземцев высказал это вслух. А потом спросил:
--Существует ли возможность тылу дивизии разбиться в лепешку, но обеспечить возможность бойцам хоть утром поесть горячего и обогреться? Реальная возможность?
Ему ответили, что нет, не существует.
--Тогда перед нами, товарищи, лежит дихотомия выбора. Либо дивизия будет наступать так, как сегодня, или даже хуже, отчего ее ненадолго хватит. Либо мы ворвемся в окопы противника и их удержим. Возможно, там чуть получше с условиями, отчего товарищи бойцы смогут обсушиться лучше, чем в своей траншее. Либо там также ужасно, но бойцов будет согревать радость победы, отчего хоть чуть меньше народу заболеет.
Я говорю: 'Перед нами', потому что направлен в дивизию не только для того, чтобы сочинить политдонесение, где подобно опишу здешние недостатки (комдив поморщился, но ничего не сказал), но и помочь дивизии сделать требующееся от нее. Да, я не отвечаю за неуспех дивизии. Но мой долг, как политработника, большевика и гражданина страны сделать все, что можно, чтобы завтрашнее наступление не было тем, о чем мне рассказывали участники мировой войны, когда их полк шестнадцать раз ходил на неподавленные пулеметы, пока не полегли почти все стрелки. После чего царские генералы развели руками: дескать, силен германец, ничего поделать не можем.
А всю эту бойню устроили всего-навсего два 'Максима' немцев. Я потом встречался с немцем-интернационалистом, что в этом бою участвовал, только с другой стороны. Вот он и рассказал, что они с ног сбились, меняя ленты и воду, а потом и пружину, но справились. Возможно, еще на пару атак бы их уже не хватило, и свалились от усталости прямо у пулеметов, но для чего такой ценой брать позиции?!
Андрей Михайлович прокашлялся и закончил:
--У меня такое предложение, товарищи командиры. Коль вы и я хотим не повторить подобную бойню, а сделать дело, то нужно обеспечить следующее.
Первое: чтобы подходящие батальоны не заблудились и не ходили всю ночь до света.
Второе: чтобы их командиры оказались на месте не на рассвете, а раньше, и что можно, то и выяснили о своей задаче.
Третье: коли в дивизии недостаток снарядов на нормальную артподготовку, то следует увеличить долю пушек прямой наводки, выставив две-три батареи полковых и дивизионных пушек на нее. Огнем пробить проходы в проволоке и подавить засеченные днем пулеметы.
И последнее: поднять людей в атаку без паузы между атакой и концом артподготовки.
Кстати, это требует присутствия в траншее не только взводных и ротных, а кое-кого повыше. И старшие начальники должны все организовать должным образом, чтобы и недоученные артиллеристы не учудили, и недоученные пехотинцы не застряли из-за страхов попасть под огонь своих же пушек.
Штурмовые группы... Да, в некоторых тогдашних документах они уже были, назывались блокировочными группами. Имелся даже некоторый опыт их применения на финской войне. Правда, состояли они на Карельском перешейке из саперов, и использовались для блокировки и последующего захвата дотов. Использование их для прорыва полевой обороны не предусматривалось.
Андрей Михайлович решил про них умолчать, чтобы не 'грузить' руководство дивизии.
Утро и последующих три дня в памяти остались не полностью, словно какой-то экспериментальный фильм, где кто-то начудил с монтажом кадров и уже сам не помнит, что было раньше, а что позже. Дивизия продвинулась на неполный километр, взяв первую траншею и застряв перед второй. Немцы очень часто делали вторую позицию сильнее первой, чтобы противник истратил силы на первую, а затем не превозмог более мощную. Возможно, здесь это так и было. Подавить скудными наличными запасами снарядов артиллерию немцев не удалось, но орудия прямой наводки проделали нужное число проходов в проволочных заграждениях и подавили невовремя проснувшиеся пулеметы. Тоже дорогой ценою- три разбитых полковушки и потери в расчетах. А дальше бойцы поднялись в атаку и были прижаты огнем уцелевших немецких пулеметчиков. Хотелось бы, чтобы с цепями шли танки, даже не двадцать штук на километр фронта по поздней норме, а хоть один, хоть старенький Т-26! Увы, танки были еще в тылу. Они выдвигались через непролазные грязи к передовой, давая в лучшем случае километр в час по грязи. Что происходило при этом с их трансмиссией-лучше не вспоминать. Танкисты жаловались на недостатки ее у новых танков даже при движении в нормальных условиях. Здесь же следовало ждать, что большинство их застрянут из-за поломок и пойдут в ремонт. Авиации не было видно, ни нашей, ни немецкой: низкие облака из которых на землю лились тонны воды. Куда уж летать.