Из окна вылетел девичий смех. Гаврилов смутился.
– Ничего я не балакаю… – Буркнул он, отойдя от ёлки. – Тоже мне выдумали. Какая она мне подруга?! Это ж… это ж обычное тупое дерево!
Бабочки исчезли. Покрасневший Гаврилов юркнул в здание и поднялся на второй этаж. Мельком глянул в окно – ёлки не было.
Не оказалось её и вечером у подъезда дома. И наутро тоже. И на следующий день. И на следующий. И всю неделю. И вторую. И третью…
…Сначала Гаврилов пытался делать вид, что с ним ничего такого не происходило. Это хорошо сработало бы, если бы рядом с ним кто-то был. Но никого подле Гаврилова не находилось, а пытаться делать вид перед собой оказалось намного труднее. Весёлые компании перестали веселить. Верная Кэтрин, даже раздевшись до Сельмы, перестала выжигать одиночество. И, хоть Гаврилов продолжал давать кассирам без сдачи и придерживать дверь для мамаш с колясками, он всё равно чувствовал себя свиньёй. Одинокой, никому не нужной свиньёй.
…Однажды утром Гаврилов не пошёл на работу. Вместо этого направился в шашлычный лес. Но не по зову Весёлой компании. Гаврилов твёрдо решил найти и вернуть свою ель.
…Он прошёл такое расстояние, которому бы позавидовал сам Толкиен со своим потухшим Фродо Бэггинсом. Шашлычный лес оказался очень большим и полным опасностей. Гаврилов чуть не сорвался с Картонных гор, еле спасся от хищного голубого рояля на Радужных Болотах и почти умер, подцепив лихорадку Малежика. Но всё тщетно – его ёлки нигде не было. В конце концов Гаврилов заблудился и просто пошёл, куда глаза глядят, положившись на судьбу и спасательные службы МЧС России. И ближе к вечеру, усталый и отчаявшийся, он увидел её.
Вернее, её тень. Гаврилов еле её узнал.
Опавшие иглы желтели у основания похудевшего ствола, липкого от накатившей еловой смолы. Тонкие лысые ветви безвольно повисли, не в силах больше удерживать почерневшие грозди шишек. Ёлка молча высыхала, вырвав корни из кормящей земли. На глазах Гаврилова происходило медленное ёлочное самоубийство. Он медленно подкрался к умирающей.
– Эй… Эээээй… Привет.
Ёлка не шелохнулась. Гаврилов осторожно дотронулся до её лапки, провел ладонью по огрубевшей коре ствола.
– Ты… ты прости меня, ладно? Втрескалась в мудака… Ты не тупое дерево. Да-да, я так сказал. Но я так не считаю. Я тебя подвёл. Но я не хочу этим сказать, что я тебя недостоин, найди другого, бла-бла-бла. Я достоин. Я обещаю перестать быть мудаком. Я обещаю говорить с тобой. Слушать тебя и слышать тебя. Никого, кроме тебя. А ты обещай не умирать. Ладно? Ладно? Я, я принесу тебе воды. Выпей, так легче, по себе знаю. Я сейчас. Я сейчас.
Я где-то видел ведро. Оно дырявое, но я рукой дырку закрою и принесу…
Что-то зашуршало на гавриловском плече. Он обернулся. Это была бабочка. Вторая запорхала над его головой. К ней присоединилась третья. Корни дерева один за другим углубились в землю. Из голых ветвей показались салатовые кончики молодых иголок. Ель поверила. Гаврилов обнял её. Она затряслась. Как и Гаврилов.
…Утром Гаврилов открыл дверь подъезда, скрестив пальцы и прошептав «пожалуйста». Ёлка приветственно помахала изумрудной лапой. Гаврилов стал самым счастливым человеком Северного Полушария. Кэтрин Зета молча собрала вещи и съехала к соседу Зданюку.
Взаимное человеко-еловое приветствие продолжалось еще пару-тройку месяцев. Ничто не предвещало беды. Но потом запахло горячим асфальтом.
Гаврилов учуял его ещё в постели. Он не придал этому значения и после утреннего моциону как обычно спустился по лестнице, заранее растопырив пальцы для «помахать». Открыл дверь и… упёрся в забор. За которым кипела работа.
Уютно-заброшенный пустырь закатывали в асфальт. Грязно-жёлтый бульдозер, ощерившийся ковшом, надвигался на ёлку. На его ёлку.
– Э! – Завопил Гаврилов. – Что здесь происходит?!
– Нацпроект! – Гордо ответствовал выросший из свежего асфальта человек в белой каске и зубах.
– Какой нацпроект?!
– Здесь будет торговый центр. Самый большой в Африке.
– Но здесь же не Африка?!
– В этом и изюминка, скажи? – Подмигнул человек в каске и обратился к усатому бульдозеристу. – Вали её, Геша! Хули ты медлишь?
Усатый надавил на педаль. Гаврилов перескочил через забор и метнулся наперерез бульдозеру.
– А ну стоять! – Заорал Гаврилов. – Вон за домом детская площадка! Стройте там свой ТэЦэ, всё равно кроме алкотни на карусельках никто не катается!
Усатый остановил бульдозер и вопросительно посмотрел на Белую Каску.