Кероглу.Азербайджанский народный эпос.(перепечатано с издания 1940 года " Кёр-оглы")

— Ах, Кероглу, стоит тебе так сердиться? Успокойся. Что в конце-концов случилось? Пропал табун? Найдется!

Посмотрим, что ответил Кероглу Нигяр:

Нигяр моя, пропал Дурат,
Печаль меня сжигает.
Никчемны все мои труды,
Печаль меня сжигает.

Мои морщины увидав,
От страха враг смирит свой нрав.
От этих бед жестокой став,
Печаль меня сжигает.

Посмел мой враг угнать коней,
Посмел задеть меня злодей.
Огонь горит в душе моей,
Печаль меня сжигает.

Творец, отринь страданий ад,
Верни коней моих назад.
Дурат милей мне, чем Гырат,
Печаль меня сжигает.

Я Кероглу, на все готов —
Полета врагов иль сто врагов.
Насмешки мне страшней клинков,
Печаль меня сжигает.

Только он кончил петь, Нигяр-ханум сказала:

— Ну, хорошо. Что толку сердиться и кусать усы? Лучше окажи, что думаешь делать?

Прижал Кероглу к груди свой саз, посмотрел на удальцов и запел:

Теперь такой мне нужен удалец,
Чтоб найден был Дурат — красавец-конь.
Что, как ягненок, вскормлен мной с руки,
Что под седлом кипит, строптивый конь.

Заржет он — эхо бродит по шрам,
Его нельзя настигнуть, он упрям,
Он отрывает головы врагам,
Мой яростный, мой пышногривый конь.

Неутомимый, он как лев силен,
С него мечу я стрелы в шахский трон,
С игидом доблестью сравнится он,
Меня не сбросит мой ретивый конь.

Я Кероглу, в обиде не смолчу,
Сердца врагов я предаю мечу.
Сам сяду на коня и поскачу,
Где мой Гырат-нетерпеливый конь?

Все удальцы, как один, поднялись с места. Впереди пошли дозорные. Кероглу начал собираться. Тут смотрит, люди его ведут какого-то парня. Когда подвели его поближе, видит Кероглу, что это рослый, здоровенный юноша, а в руке его дубина. Кероглу спросил у дозорных:

— Кто это такой?

— Не знаем, — ответили ему. — Как мы ни бились с ним, он ничего не сказал. Хочет видеть тебя.

— Ну, сынок, кто ты? Что тебе нужно? — спросил Кероглу.

Юноша сперва поклонился Кероглу ответил на поклон.

— Ответь сначала, пропал у тебя табун или нет? — сказал юноша.

— Да, пропал. А что?

Юноша перевел дух.

— Дайте мне сначала передохнуть. Я устал.

— Садись! — сказал Кероглу.

Юноша сел. Размотал завязки, снял свои чарыхи, встряхнул и положил в сторону. Потом снял джорабы, [125]аккуратно встряхнул и положил их в сторонку. Затем поднял голову и сказал:

— Кероглу, я конюший Гара-хана баллыджинского. Вот уже три дня, как Гара-хан поймал твой табун. Я пришел известить тебя. И Дурат в этом табуне. По нему-то я и догадался, что табун этот твой.

Услыхав это, Кероглу вскочил с места и крикнул:

— Дели-Гасан!

— Слушаю, Кероглу!

— Пока я не вернусь, не спускай глаз с этого парня. — Не спущу.

Потом Кероглу повернулся к удальцам:

Удальцы мои, по коням!
В Баллыджу мой путь лежит.
В дни сражений вы, как волки.
В Баллыджу мой путь лежит.

Если с удальцом отвага,
Враг не сделает и шага,
Будет страхом смят, бедняга.
В Баллыджу мой путь лежит.

Хлеб у подлого не трону.
Враг хитер, да я не промах,
Пусть не прячется в хоромах,
В Баллыджу мой путь лежит.

Стрелам бить врага не внове.
Ждем сраженья — наготове.
Гара-хан напьется крови.
В Баллыджу мой путь лежит.

Кероглу всегда в сраженьи —
Каждый час и каждый день я.
Не снесу я униженья.
В Баллыджу мой путь лежит.

Кончив петь, Кероглу птицей взвился на Гырата. Гырат заржал, взвился на дыбы и поскакал впереди отряда. Отряд помчался прямо в сторону Баллыджи. Пронеслись по полям, по дорогам, проскакали по долинам и взгорьям, и, как вихрь, как молния, примчались в Баллыджу. Оставив удальцов в окрестностях, Кероглу, переодевшись табунщиком и спрятав под полу египетский меч, вошел в город. Переходя с улицы на улицу, пришел он, наконец прямо к Гара-хану. А тот уже три дня как пригнал к себе табун. Только ни один из табунщиков не брался смотреть за табуном. Гара-хан и уговаривал их, и бранил, и приказывал стегать их плетьми, и стращал, но ничего не помогало. Табунщики и конюхи проведали, что это кони Кероглу, и потому никто близко к ним не подходил.

Гара-хан снова приказал призвать к себе всех конюхов и табунщиков. Вдруг видит, идет какой-то человек, с виду настоящий Рустем-Зал, а по одежде будто табунщик. Обрадовался хан. «Вот это хорошо, — подумал он, — возьму-ка и его в табунщики и поручу ему табун…». Словом, подождал, пока Кероглу не подошел к нему.

Почтительно сложив руки на груди, Кероглу поклонился. Гара-хан ответил на поклон и спросил:

— Слушай, кто ты таков? По одежде ты, будто, табунщик?

— Да, хан, я и есть табунщик, — ответил Кероглу. — Не один год пас я в Ченлибеле табуны Кероглу, да вот уже месяц, как он прогнал меня.

— За что прогнал он тебя?

— Говорит, хватит, столько лет был табунщиком, теперь пора тебе стать моим игидом. А я не захотел, — говорю — был табунщиком и останусь им. Рассердился он и прогнал меня.

— А если я назначу тебя смотреть за табуном Кероглу, пойдешь?

Убедился Кероглу, что парень тот говорил правду и что табун у Гара-хана здесь. Притворился он, будто-знать ничего не знает, ни о чем не ведает, и спросил:

— Как так за табуном Кероглу?

— Табун Кероглу сейчас у меня, — сказал Гара-хан хвастливо.

— Я приказал пригнать его сюда.

Прикинулся Кероглу совсем простаком и опросил:

— Как заставил пригнать?

— А до этого тебе нет дела, как я его пригнал!

— Ладно, хан, а вдруг Кероглу узнает? Что ты тогда-будешь делать?

— Пускай узнает… Что он может сделать мне? Не удержался тут Кероглу и пропел:

У меня рука подобна лапе тигра, страшной лапе,
Разнесу твой край, как выйду я в сраженье, Гара-хан.
На спине Гырата сидя, замахнусь мечом тяжелым,
Онемеешь, знай, как выйду я в сраженье, Гара-хан.

И напрасно ты кичишься, и заносчив стал ты даром,
Видно, что еще не знаешь силу моего удара.
Булавой хребет сломаю и клинком прибавлю жара,
Лучше все отдай, как выйду я в сраженье, Гара-хан.

Все, что ты за жизнь награбил, отниму я в миг единый,
Все возьму — кумач и шелк твой, не оставлю пестрядины,
Подожженный мною дом твой сядет пеплом на седины,
К богу ты взывай, как выйду я в сраженье, Гара-хан.

125

Джорабы —шерстяные носки.