Но разве Эйваз слышал что-нибудь? Обратился он в разгоряченного львенка, кусающего цепь. Пройдя вкруг площади, остановился он перед Араб-Рейханом и запел:
Коль смел ты бой начать, паша, —
Теперь сразимся — ты и я.
Узнаешь силу ты мою,
Теперь сразимся — ты и я.
Возьму я пику, нравом крут.
Пусть должное нам воздадут.
Лицом к лицу мы встанем тут,
Теперь сразимся — ты и я.
Считаю глупой речь твою.
Знай, я тебя сражу в бою
И кровь твою мечом пролью;
Теперь сразимся — ты и я.
Друзей я должен отличать
От недругов — не мне ль бежать?
Хочу я нынче бой начать —
Теперь сразимся — ты и я.
Эйваз я, смело я стою.
Сердца я злые разобью.
Ты ж — покажи себя в бою —
Теперь сразимся — ты и я!
Окончив песню, Эйваз пустил коня. И Араб-Рейхан пустил своего коня. Увидел Кероглу, что тут уж ничего не поделаешь, издал боевой клич и пропел:
Когда на Дурата садится Эйваз —
Птицы в небе летать не должны.
Все, кто в час поединка к нему попадут, —
На колени пред ним стать должны.
Налетит на врага — тот не кажет лица,
В город вступит-разрушит его до конца,
Ханы падают ниц: ведь удар храбреца
Храбрецы отражать должны!
Он отважен — в глазах его блещут огни,
Перед тем, кто изведал тяжелые дни,
Кто прошел и Шаму, и Мисру, — лишь
одни
Смельчаки устоять должны!
Словом, Араб-Рейхан и Эйваз схватились. Дротики и булавы не привели ни к чему. Взялись оба за мечи. Мечи переломились и выпали из рук, подняли они пики, пики не помогли, тогда, сойдя с коней, схватились они врукопашную.
Точно змеи обвили они друг друга. Словно плугом взрыли всю площадь. Эйваз еще юный, не успевший узнать всех уловок, и Араб-Рейхан, старый пехлеван, побывавший во многих переделках. Как говорят, в пехлеванской науке для него не осталось ни одного темного уголка. Многих прославленных богатырей одолел он снискав тем и себе славу.
Улучив минуту, схватил он Эйваза за плечо и стиснул жилы. Потемнело в глазах у Эйваза. Весь мир закружился перед ним. Увидал Кероглу, что Эйваз пропадает. Не выдержало сердце его. Крикнул Кероглу так, что содрогнулись горы и скалы, и пропел тогда он:
Жизнь и душа моя, Эйваз
Взгляни, не опуская глаз,
Чтобы в сердца друзей сейчас
Вошла печаль — не допусти!
Потом обернулся к стоящей на площади Хури-ханум и пропел:
Стоит она, как горный хан,
И смотрит, смотрит как султан.
Как хищный сокол, сквозь туман,
В бой, где сверкает сталь, — пусти.
Клинок сверкает впереди.
Закрыты другу все пути.
Я Кероглу, чтобы в груди
Была печаль — не допусти.
Слова Кероглу словно влили силы в Эйваза, и он вырвался из рук Араб-Рейхана.
Восторженные крики удальцов понеслись к небу. Прошелся Эйваз вокруг площади и пропел:
Кероглу отдал приказ —
Должен, должен я твою
Голову разбить сейчас,
Должен, должен я твою.
Как у волка — щелк зубов.
Саблею пролью я кровь,
И потом отнять любовь
Должен, должен я твою.
Я Эйваз, мне — побеждать.
Услужу Хури опять —
И забвению предать
Должен имя я твое!
И словно разъяренный лев, накинулся он на Араб-Рейхана. С первого же удара простер его на землю.
Не давая опомниться, сел ему на грудь и теперь сам стиснул, как тисками, плечи Араб-Рейхана. На губах Араб-Рейхана выступила пена. Увидел это Кероглу и пропел:
Попал ты в страшную беду.
Арабоглу,[129] Арабоглу!
Окутал саваном себя
Арабоглу, Арабоглу!
Без дани будет жизнь плоха,
Без жизни и земля глуха.
Ты — тлен, ты — нечисть, ты — блоха,
Арабоглу, Арабоглу.
Ты Кероглу теперь узнал,
И род его, поверь, узнал,
С тобою шутку я сыграл,
Арабоглу, Арабоглу!
Эйваз, выпустив вдруг плечи Араб-Рейхана, схватил его за пояс. И крикнув: «Уповаю на твою помощь!», поднял Араб-Рейхана на воздух, со всего размаха бросил наземь и снова сел ему на грудь.