— Ай, сынок! — сказала она. — Я человек старый, Беспокойный. Ночью частенько выхожу посмотреть, что делается во дворе…
— Не беда, — ответил Кероглу. — Можешь даже ходить по мне. Не бойся, ребер мне не переломаешь. Но если случится вдруг, что понадобится выйти мне, да задену я тебя ненароком, от тебя мокрое место останется.
Старухе возразить было нечего. Пришлось ей постелить Кероглу у дверей.
Не успел он лечь, как тут же уснул. От богатырского храпа его трясся весь домик. Старуха глаз не смогла сомкнуть.
Среди ночи Кероглу проснулся. Смотрит, старушка не спит.
— Послушай, мать, почему не спишь?
— Не знаю, сынок, не спится что-то.
— Может, ты боишься меня? — спросил Кероглу. Нет, сынок, не боюсь, — ответила она, — просто так…
Понял Кероглу, что старуха что-то не договаривает, и сказал:
— Мать, заклинаю тебя жизнью сына, скажи мне правду, почему ты не спишь?
Побоялась старушка накликать беду на своего единственного сына и сказала:
— Клянусь богом, сын мой, закралась мне в душу дума. Хочется мне узнать, кто ты таков. Совсем не похож ты на здешних людей.
— Ладно, мать, а кто я такой по-твоему? — спросил Кероглу.
— Эх, сынок, — ответила старуха, — смотрю я на тебя и не знаю, ей-богу. И сказать-то совестно… Может, ты Рустам-пехлеван…
Рассмеялся Кероглу и сказал: — Нет, мать, не угадала!
— Тогда, верно, Араб-Рейхан?
— Нет, опять не угадала.
Подумала старуха еще немного и говорит: — Тогда уж не Гизироглу ли Мустафабек?
— Нет, мать, и не он.
Старушка замялась немного, потом посмотрела на гостя:
— Не знаю тогда, сынок, клянусь аллахом… Послушай, а вдруг ты Кероглу?..
— Вот теперь угадала, — сказал он, усмехнувшись. Старуха не проронила ни звука. Кероглу раза два окликнул ее — нет, молчит. Наконец, встал, подошел к ней и что же видит старуха упала и лежит замертво. Попрыскал он ее водой и кое-как привел в чувство. Только пришла она в себя, поднялась и собралась было бежать, но Кероглу схватил ее за руку.
— Куда бежишь, мать? Что я людоед что ли, чего боишься меня?
— Как это чего боюсь? Я еще храбрая женщина. У другой бы при одном имени твоем лопнуло сердце. Паши бледнеют от страха, пехлеваны ищут мышиную норку, чтобы спрятаться, когда слышат твое имя. А я что? Всего-навсего минутку без памяти была, а ты говоришь, что я боюсь.
Кероглу засмеялся, успокоил старуху и потом сказал:
— Никому не открывай моей тайны. А не то… Если даже влезешь в глиняный горшок и поднимешься на седьмое небо[34] или обратишься в рыбу и нырнешь на дно морское, тебя не минует моя рука.
— Упаси аллах! — ответила старуха. — Как это я открою твою тайну?! И через три месяца после твоего отъезда у меня сил не будет подняться с постели или вымолвить хоть слово.
Увидел Кероглу, что старуха и впрямь не на шутку испугалась его, и сказал:
— Послушай, мать, видно наслушались вы тут черной лжи про меня от пашей. Им-то и надлежит меня бояться. Их я и должен казнить. А ты чего боишься меня?
Долго еще говорил Кероглу. Рассказал старухе как обосновался в Ченлибеле со своими удальцами. И о том, почему такая вражда к пашам и ханам живет в его сердце. Шутил, смеялся и немного развеселил старуху. Потом снова улегся и заснул.
Но старушка не сомкнула глаз. Всякие мысли одолевали ее. Наконец, окликнула она Кероглу и спросила:
— Послушай, сынок, а ведь ты не сказал, зачем по жаловал сюда?
— Мать, скажи раньше, сумеешь ли ты сохранить тайну или нет?
— Первое, что тебе отвечу, — сказала старуха, — сохранить тайну дело нехитрое. А второе, что скажу тебе, — не понимаю я что ли, с кем мне придется сводить счеты? Не бойся, говори!
— Мать, скажу правду, — начал Кероглу, — дочь султана Нигяр прислала мне весточку, пишет, чтоб я приехал и увез ее. Вот я и приехал за ней.
— Ну, что тебе сказать? — проговорила старуха. — И впрямь Нигяр-ханум словно для тебя создана. Пусть, благословит вас аллах! Но как ты увезешь ее?
— Твой сын должен помочь мне, — ответил Кероглу.
— Да, без него вам не обойтись, — живо произнесла старуха.
— Почему бы ему не помочь? Если не тебе, так кому же поможет он? Даст бог, минует завтрашний день, а на другой прямо из гранатового сада…
Словом, проспали они эту ночь. Настало утро. Кероглу встал, накормил, напоил коня, почистил его, дал старухе денег, чтоб купила, что потребуется, и приготовила поесть. И еще велел ей позвать сына.
А сам вышел из дому и отправился к одному мастеру. Уплатив пригоршню золотых, заказал он султанскую именную печать и положил ее в карман.
34
Выражение, основанное на образах азербайджанских народных сказок. В глиняном горшке колдуньи поднимаются на небо, чтобы наблюдать за тем, что происходит на земле. В известной степени соответствует Бабе-Яге в русских сказках.