Выбрать главу
На Ченлибель скакать коням, Любовь моя, Махбуб-ханум. Садись со мной, помчимся к нам, В мои края, Махбуб-ханум.

Махбуб-ханум ответила ему:

Скажи мне, как далек твой дом, Белли-Ахмед, Белли-Ахмед. Паша не ведает о том, Белли-Ахмед, Белли-Ахмед.

Белли-Ахмед спел ей:

Разгорячусь — и кликну клич. Не сможет нас никто настичь. Что мне паша? Скошу, как дичь, Любовь моя, Махбуб-ханум.

Махбуб-ханум ответила:

Но враг помчится за тобой, Взовьется меч, ударит бой — Кровь потечет твоя рекой, Белли-Ахмед, Белли-Ахмед.

Белли-Ахмед откликнулся:

Белли-Ахмед влюблен, влюблен, Косой, очами бредит он… Не взмоет сокол от ворон, Любовь моя, Махбуб-ханум.

Махбуб-ханум закончила песню:

Махбуб с тобой разделит путь, Полна одним тобою грудь. В любви, как в море, мне тонуть, Белли-Ахмед, Белли-Ахмед.

На этом разговор был окончен. Все трое сели на коней. Белли-Ахмед усадил Махбуб-ханум позади себя на круп своего коня. Только они хотели двинуться, как из темноты кинулся к ним кто-то и схватил поводья. Посмотрела Махбуб-ханум, видит — это ее двоюродная сестра Ширин-ханум. Та сказала:

— Сестрица, я знаю все, что произошло после приезда ашуга Джунуна. Тайна, что ты хочешь открыть Кероглу, хранится и в моей груди. И я еду с тобой.

— А ты садись на коня Тыпдагыдана, — сказал ей Танрытанымаз.

Тыпдагыдан, не мешкая, протянул руку и посадил Ширин-ханум на своего коня.

Рано поутру, с первыми лучами солнца, удальцы-добрались до Ченлибеля. Когда же все удальцы и женщины собрались, Кероглу спросил Танрытанымаза.

— Хорошо, которая же из них дочь румского паши Махбуб-ханум?

— Та, которая сидит на коне Белли-Ахмеда, дочь румского паши — Махбуб-ханум, — ответил Танрытанымаз. — А та, что на коне Тыпдагыдана, — ее двоюродная сестра Ширин-ханум.

Повернулся тогда Кероглу к Махбуб-ханум и сказал:

— Махбуб-ханум, вы обе с добрым словом пожаловали к нам. А теперь скажи, какая тайна привела тебя сюда?

Махбуб-ханум опустила голову, но видит, нет так не отделаешься: все уставились на нее и ждут ответа… Как ни старалась она раскрыть рот, от смущения не могла вымолвить ни слова. Да и грозный вид Кероглу пугал ее. Ширин-ханум поняла, что ее двоюродная сестра ничего не сумеет сказать и сама выступила вперед:

— Кероглу, если разрешишь, я раскрою тебе тайну.

— Говори! — ответил Кероглу.

— О, Кероглу! — сказала Ширин-ханум. — Нас привела сюда та же тайна, что в свое время привела сюда Нигяр-ханум из Стамбула, Телли-ханум из Эрзерума и остальных женщин из их родных мест.

Кероглу понял, о чем идет речь, посмотрел на Ширин-ханум, посмотрел на Махбуб-ханум и спросил:

— Махбуб-ханум, правда, ли это?

— Правда, — ответила она. Рассмеялся Кероглу и шутливо сказал:

— Прекрасно сделали, что приехали. Но ведь эти женщины, взять ту же Нигяр-ханум или Телли-ханум, или остальных, хоть и приехали в Ченлибель, этой тайны нам не открыли. Так, Махбуб-ханум не откроешь ли ее нам ты?

Поняла Махбуб-ханум, что Кероглу шутит, улыбнулась и сказала:

— Кероглу такую тайну не каждому откроешь. О ней можно сказать только одному человеку. И я сказала ее по дороге Белли-Ахмеду.

Все повернулись и посмотрели на Белли-Ахмеда. Тот стоял, опустив голову.

А Махбуб-ханум, после того как сказала это, сама раскраснелась, точно медная деньга. Видит Кероглу, что Махбуб-ханум смущена и, чтоб подбодрить ее, обернулся к Танрытанымазу и спросил:

— Танрытанымаз, что ты скажешь на это?

— Кероглу, — ответил тот, — то, что надо было, я сказал при выезде из Рума.

— Как так? — спросил Кероглу.

— Разве ты не видишь, что я посадил Махбуб-ханум на коня Белли-Ахмеда, а Ширин-ханум — на коня Тыпдагыдана. Теперь слово за Нигяр-ханум и за тобой. Нигяр-ханум подошла, обняла, поцеловала девушек и сказала, смеясь:

— Ах, плутовки! Ваша тайна сперва смутила меня. А оказывается, вот она какая.

Потом обернулась она к Кероглу и сказала:

— Кероглу, слово за тобой. Дай свое согласие.

— Что мне сказать, — ответил Кероглу, — раз ты согласна всему делу конец.

Но тут Дели-Мехтер выступил вперед и сказал:

— Нет, не все кончено, одно дельце остается.

— Что это за дельце, которое, как ты говоришь, остается? — спросила Нигяр-ханум.