Кероглу

— Кероглу, я хочу жить в дружбе с тобой. Приглашаю тебя и твоих удальцов быть моими гостями.

Как Кероглу ни старался уклониться от приглашения, ничего не мог поделать. А тут еще Ругийя-ханум вышла вперед и сказала:

— Кероглу, если уйдешь ты так отсюда, не отведав у нас хлеба-соли, ты на весь мир опозоришь моего отца. Мужчине не следует отклонять руку, протянутую для дружбы.

Кероглу не стал отказывать Ругийе-ханум. Однако в город он не вошел. По его приказу вокруг города были разбиты шатры. Три дня и три ночи все ели, пили, плясали. Элемгулу-хан задал в честь Кероглу такой пир, какого еще никто не видывал. Когда прошло три дня, пригласил Кероглу Элемгулу-хана к себе и сказал:

— Хан, спасибо тебе за оказанную нам честь и гостеприимство! Только у меня к тебе просьба.

— Что значит просьба? Прикажи, я все исполню, — ответил хан.

— Нет, — сказал Кероглу, — тут не прикажешь.

— Изволь, скажи!

Прижал Кероглу к груди свой саз и запел:

Об одном тебе хочу сказать,
Только ты не обижайся, хан.
Может, неуместна эта речь,
Только ты не обижайся, хан.

— Что ты, какая обида, — ответил хан, — проси хоть жизнь, и ею я готов служить тебе. Говори!

Кероглу продолжал песню:

Мне послать бы сватов поскорей,
Лучших, уважаемых людей,
Самому б приехать — так верней,
Только ты не обижайся, хан.

Хан понял, в чем дело. Не стал ждать конца песни. И Кероглу закончил ее:

Ты уж Кероглу не обвиняй,
На поспешность эту не пеняй,
За Мамеда Ругийю отдай,
Только ты не обижайся, хан.

Какая там обида! Хан молил аллаха о таком родстве. Тотчас были призваны молла и кази.[120] Был заключен кебин.[121] Снова начали пировать, к трем дням прибавилось еще четыре, стало всего семь дней и семь ночей. К исходу седьмого дня хотели уже повезти невесту к жениху, но Кероглу сказал:

— В Ченлибеле мать удальцов и госпожа их — Нияр-ханум. Я должен повезти невесту и сыграть свадьбу и там.

Удальцы сели на коней и, взяв с собой Ругийю-ханум, приехали в Ченлибель. Посмотрел Кероглу, видит по правую сторону от себя Нигяр-ханум, по левую — Эйваза, а впереди семь тысяч семьсот семьдесят семь удальцов. Взыграло сердце его, прижал он к груди свой трехструнный саз и запел:

Хорошо мне собирать меджлис,
Чтобы слышно на всем свете было,
Натыкать баранов на шомпуры,[122]
Чтоб в достатке всякой снеди было.

В Ченлибеле все мои родные.
Из атласа платье шьют портные.
Пусть же каждый день, лишь намекни я
Сто гостей бы на обеде было.

Мне б весь век громить пашу, султана,
Слушать вопли о пощаде хана,
Побеждать в сраженьях непрестанно,
Чтоб известно о победе было.

Чтоб Эйваз спешил на помощь в пору,
Демирчиоглу сметал бы горы,
Чтобы мне в бою всегда опорой
Мужество в Белли-Ахмеде было.

Кровь моя да будет жарче львиной,
Не накроет страх меня лавиной,
Окружен я доблестной дружиной,
Пусть бы в стали все и в меди было.

Вражью кровь в бою мне пить по нраву,
Разгромлю я недругов на славу,
Всех купцов ограблю, чтоб по праву
Их добро в моем наследье было.

За твоею, Кероглу, спиною
Удальцы всегда готовы к бою.
Пусть Нигяр весь век сидит со мною,
Чтобы до смерти юности хватило.

ПРОПАЖА ДУРАТА

Снова пришла весна. Хорошо было в Ченлибеле. Все покрылось цветами и зеленью. Роза звала розу, соловей — соловья. Тюльпаны кивали тихим фиалкам. На обрывистых скалах пели куропатки, будто выкрашенные хной. Голос Кероглу сливался с трелью соловьев. На склонах гор трава стояла в человеческий рост. Бесчисленные вольные табуны Кероглу паслись на зеленой траве. Этой весной Кероглу пустил в табун и Дурата.

В буйном табуне Дурат, наевшись изумрудной травы, стал бешен и неукротим. Ни с одной лошадью не мог он ужиться. То налетит и лягнет, то бьет копытами. Переполошил он весь табун.

Однажды Дурат совсем заупрямился. Начал он наскакивать на лошадей. Ударил одну, лягнул другую, третью и, наконец, погнал впереди себя весь табун, заставил его мчаться вниз, к подножью Ченлибеля. Помчался табун по равнине. Мчался, мчался, перевалил через горы, пронесся по долинам, опустился с холмов и добрался до пастбищ Гара-хана.

120

Кази — мусульманский верховный судья.

121

Кебин — брачный договор.

122

Шомпур — вертел, прут для жарения мяса над огнем.