Выбрать главу

Хотя бы умойся… хотя бы… Можно подумать, с помощью одного тазика воды можно принять ванну!

Вода в тазу была холодной, как из горной реки, но принесла с собой минутную свежесть и удовольствие. К сожалению, хотя в данном случае скорее — к счастью, зеркала в этом странном домике не наблюдалось, расчески тоже, поэтому я просто вытянула шпильки из прически и еще сильнее скрутила узел на затылке. Так меньше видно, что вода в тазу волос даже не коснулась, и они успели соскучиться по шампуню.

Выходить на улицу было немного страшно, это шаг в неизвестность, но мысль о родителях придала сил. То, что с ними все в порядке, я поняла, когда осознала, что жива и здорова, и это после того, как наступила на лэрда. Наверное, они как раз с ним общаются, и папа, как обычно, пытается взять вину на себя.

Представив, как отец убеждает оборотня, что тот плохо видит, и на самом деле нога обидчика была на пять размеров больше, то есть папина, я улыбнулась.

Но едва вышла из домика и осмотрелась, от улыбки и следа не осталось.

Домик, в котором я отдыхала, был не только сделан из веток, но и расположен на ветвях огромного дерева!

А внизу, поглядывая на меня, сидели около десятка львиц, и несмотря на звериную сущность, было ясно, что они улыбались! Еще бы, такой аттракцион!

Они переглядывались друг с другом, порыкивая, и мне не нужен был переводчик, чтобы догадаться. Наверняка, они говорили что-то вроде: «Смотрите, смотрите: человек на дереве! А сейчас она еще и спускаться начнет!»

О том, что мне придется спуститься, я догадалась. Вот только понятия не имела как.

Как это сделать, если я в длинном платье, ствол дерева внизу практически лысый, до земли не менее пяти — шести метров, а к ожидающим представления львицам присоединился Кайл с его мерзкой улыбочкой?!

И еще, если я спущусь… интересно, а львы едят человечину? Вернее, оборотни-львы, когда находятся в звериной сущности? По законам империи необоснованная смерть человека строго каралась, но… Убийство ради еды — это достаточное обоснование для хищника или нет?

Заметив, как одна из львиц облизнулась и переместилась поближе к дереву, я оглянулась на маленький домик, но от мысли спрятаться там избавилась сразу. Даже обычные львы могут взобраться на дерево — что говорить об этих?

Я глянула вниз, сосредотачиваясь не на зрителях, а на цели. Села на широкую ветку, снова примерилась. Прыгать — единственный вариант. Да, высоко, даже слишком, но когти, чтобы легче спуститься, мне все равно отрастить не удастся, так что, увы. Надеюсь только, получится приземлиться на землю, а не на чей-то неосторожный хвост.

Я зажмурилась, качнулась, настраиваясь, пробуя, каково это — болтаться в воздухе, и тут послышался взволнованный крик моей мамы:

— Керрая!

Вот он-то меня и подтолкнул.

Я бы еще долго примеривалась, сомневалась, может, даже вернулась в домик, ожидая, пока родители сами меня найдут, а так…

С визгом, который удержать не удалось, я рухнула вниз, успев подумать несусветную чушь — хоть бы платье не задралось, когда упаду!

Но падения не было.

Только чей-то рваный выдох у моего уха, и еще один вскрик от меня, когда, открыв глаза, я обнаружила себя на руках Кайла. Очень и очень злого Кайла.

— Керрая! — Мама подбежала к нам, и когда парень поставил меня на землю, укоризненно покачала головой. — Разве так можно? А если бы ты ушиблась?

— Значит, ушиблась бы, — успокаивая ее, я улыбнулась, хотя руки у Кайла костлявые, и приземление можно было считать удачным, но никак не комфортным. — Что у меня, синяков никогда не было?

— Ты никак не хочешь привыкнуть, что уже не девочка-сорванец, а девушка, — ласково пожурила мама.

А мне вдруг вспомнился папин бывший работодатель, его руки, лезущие под мою юбку, его шепот, чтобы не вырывалась и что только в первый раз будет больно, а потом сама попрошу добавки, и я с жаром выпалила:

— Да. Не хочу привыкать!

— Девочка моя, — обняла меня мама, — моя девочка.

Больше она ничего не сказала, только гладила меня по спине и обнимала, а мне вдруг сильно захотелось расплакаться. Вот так, ни с того ни с сего! Может, потому что я понимала: у меня нет выбора, и я больше никогда не буду девочкой-сорванцом, которую не замечают мужчины.

— Пойдем, папа нас ждет, — мама взяла меня за руку, и я опять улыбнулась, прогоняя прочь слезливое настроение.

Да, как ни старайся, я больше не буду девочкой-сорванцом, но для мамы навсегда останусь маленькой и любимой.