Ох, и знатно же внизу громыхнуло! А после по ушам буквально ударил дикий визг покалеченных картечью черкасов, да их скакунов…
Наконец, часть всадников устремилась вперед, по кривым Смоленским улочкам, в самую нашу западню! Ведь через двести, самое большое триста метров их ждут баррикады из укрепленных возов, да все та же добрая картечь…
— Фитили пали!
Теперь уже я приказываю «ореликам», в точности повторяя действия своих же команд. Наши пищали были заряжены заранее, набитые порохом полки закрыты; подпалив от заранее приготовленного факела фитиль, вымоченный в пороховом растворе, я не очень громко, но внушительно приказал:
— Фитиль крепи!
Вскоре тлеющие веревки оказались закреплены в двузубцах-жаграх на всех наших пищалях; подняв свой мушкет, я укладываю его ложем на «подоконник» стрелковой бойницы — одновременно с тем воскликнув:
— Прикладывайся!
«Орелики» повторяют мой прием; подождав еще пяток минут для верности, я обернулся к воеводе, негромко его позвав:
— Михаил Борисович, мои стрельцы готовы к бою. Казаков внизу также прибавилось; ждем вашего приказа!
Шеин без суеты, но довольно скоро приблизился к моей бойнице и посмотрел вниз — туда, где уже как минимум два десятка спешенных черкасов ломятся в трещащую под ударами их чеканов да шестоперов дверь. Также под стенами, на участке примыкающих к воротам прясел, столпилось порядка двух сотен казаков — а на обеих баррикадах, прикрывающих соседние вежи, уже вовсю идет рукопашный бой… Кроме того, неизвестное число панцирных всадников устремилось вперед, скача по перекрытым впереди улицам — а где-то недалеко уже грохнула первая пушка, скрытая от наших глаз!
Ничего не сказав, воевода лишь утвердительно кивнул — но глаза его хищно, победно сверкнули… Сняв с шеи турий рог, Михаил поднес его к губам — и гулко затрубил! И над Молоховской башней да прилегающей к ней пряслам стен поплыл низкий рев рога — подав сигнал открыть огонь уже всем стрельцам…
— Полку крой! Целься по казакам, следующим от ворот… Пали!!!
Залп двух десятков пищалей ударил в спины скачущих от Молоховской башни реестровых черкасов, в самую гущу скучившихся в узком проулке всадников! Увы, разглядеть результат нашего огня не представляется возможным из облака порохового дыма, мигом затянувшего тыльные бойницы башни…
— Пищали меняй! Десятки Митрофана и Андрея — перезаряжают, остальные — прикладывайся!
Вои послушно меняют оружие; я также принимаю сменный мушкет от десятника березовских мужиков. Между тем с соседних прясел, где ранее огонь вели чуть более сотни стрельцов, грянул оглушительный залп еще трех сотен воев! Последние, впрочем, открыли огонь с обеих сторон стены, разя как ворвавшихся в город казаков, так и спешащих к ним на выручку черкасов…
И, наконец, снизу заключительным аккордом грохнули уже обе наших пушки, заряженные картечью — да с соседних башен добавили огня многочисленные орудия, молчавшие ранее!
— Пали!!!
…Полковник Яков Зебживдовский, дальний родственник краковского воеводы, повел сотню преданных лично ему казаков в сторону каменного собора московитов. Реестровые черкасы, служившие под его началом еще в бытность пана Якова хорунжим, преданы ему без остатка — и пойдут за своим «старшиной» хоть в огонь, хоть в воду…
Нахлестывающий коня Зебжидовский оставил штурм воротной башни и примыкающих к ней стен на хорунжего Жебровского. Все одно вся слава достанется полковнику — а пан Михал молод, горяч и охоч до драки, вот пусть себя и проявит!
В свою очередь, успевшему повидать жизнь Якову не к чему рисковать собой в упорной сече с московитами, что будут драться до последнего… Тем более пан полковник разительно отличается от прочих панцирников могучим вороным конем, прочной кирасой и гусарким шлемом-шишаком — да роскошной леопардовой шкурой, накинутой на спину вместо плаща. Гордый польский рыцарь, одним своим видом внушающий врагу страх! Однако же себя стоит и поберечь — вдруг кто из вражеских стрельцов, завидя знатного всадника, решит пальнуть именно в него?
Нет, пан Яков достаточно послужил и повоевал, чтобы задумываться не только о ратной славе, но и достатке, и семейном благополучии. В конце концов, Стефании — старшей дочке — уже скоро выходить замуж, и требуется собрать достойное ее шляхетского положения приданное! А там и наследнику, подрастающему отроку Яну, требуется оставить побольше земель…