— Пять или шесть аркебуз и несколько арбалетов. Солдаты стали стрелять в ответ, а два десятка сейчас обходят засаду.
— Потери есть?
Сын покойного друга нахмурился:
— Убит один, и ранено двое. Господин полковник, мне очень жаль, но ранен проводник.
— Тяжело?
— Боюсь, да.
То, что вырвалось из уст полковника, вряд ли бы понравилось пастору, но тот отвечал всего лишь перед Господом, а Матье Лабри еще и перед маршалом. Малыш Шетэ потупился, словно был виноват. Матье потрепал его по плечу и, плюнув на осторожность, поскакал к авангарду.
Жером лежал на земле, рядом скрючился солдат, над которым хлопотал Дени Мясник, лет десять подменявший убитых или сбежавших лекарей. Крапу и двое офицеров замерли возле мертвой лошади, вглядываясь в молчащие заросли. Громко, словно перед грозой, трещали цикады.
— Откуда стреляли? — осведомился Лабри. Крапу носил поганые перчатки, лез не в свое дело и слушал не маршала и мадам Иоанну, а Луи, но в том, что случилось, был неповинен.
— Оттуда. — Граф махнул рукой и поморщился, на колете расплылось темное пятно, которое могло означать лишь одно.
— Вы ранены?
— Царапина… Стрелки удрали, не дожидаясь, пока их окружат. С другой стороны холма их ждали лошади. Сержант Клеро нашел следы.
— Куда смотрел боковой дозор? Они вообще живы или нет?
— Неизвестно. Донесений от них не поступало. Я отправил на поиски Мату. Дал ему два десятка солдат и отправил…
Все верно, и держится молодцом, но от царапины таких пятен не будет.
— Покажите рану!
— Она перевязана, — запротестовал Крапу, — мне бы не хотелось вновь снимать и надевать колет. Клянусь честью, ничего страшного! Бок задело.
— Вам виднее. — Напросившийся в поход граф не так плох, как казалось, а от вышивок и оборок война отучит. — Что с проводником?
— Две пули. В плечо и в грудь. На ладонь ниже сердца… Я мало в этом разбираюсь, но…
Лабри разбирался лучше, но толку от этого было немного. Опыт подсказывал, что больше Жерому никого через горы водить не придется. Вздох Мясника лишь подтвердил неутешительный вывод.
— Час протянет, — объявил самозваный лекарь, бросая наземь что-то измазанное в крови и вырывая у стоящего рядом солдата кусок полотна, — ну да все там будем, а этому еще повезло! За святое дело прибили, так что спасется… Да не дергайся ты! Будешь подыхать, скажу…
Мясник колдовал над солдатским предплечьем, а проводник глядел вверх, на зависших над отрядом коршунов, и было их до странности много. Ничего, лошади да пары двуногих для начала хватит, а потом могут лететь к монастырю. Лабри перешагнул через еще живого Жерома и нагнулся над лежавшим чуть дальше мертвецом. Ему не почудилось — в шее покойника торчал арбалетный болт. Такой же швырнул в пыль Мясник.
— И здесь тоже. — Догадливый Роже тронул сапогом труп лошади. Бедная животина получила две пули и болт. — По проводнику били.
Нужно было надеть на онсийца плащ и колпак, ну да все мы задним умом крепки. Уповайте на Господа и готовьтесь к худшему, но болты… Два из трех — грубая деревенская работа. Ополченцы?
Вверху зашумело, раздались голоса и шаги, зашуршали осыпающиеся камешки.
— Господин полковник, вернулся Мату. Они встретили дозор, все целы.
— Вижу.
Ни убитых, ни раненых, но морды кислые. Боятся если не Господа, то полковника. И правильно боятся.
— Говорите. Быстро и самое главное.
— Парням не повезло, — закрыл грудью провинившихся Мату, — пришлось обходить склон… Я там был, по откосу в самом деле не пройти. Выстрелы раздались, когда дозор был по ту сторону гряды. Пока повернули, пока карабкались вверх, еретики успели уйти, но их удалось разглядеть. Это не военные.
— Там были местные, — вмешался командир разъезда, — и еще двое, в колетах и шляпах…
— А кони?
— Кони тоже разные. Спасением клянусь, не солдаты это.
Если не солдаты, то кто? Проводник говорил, в Альконье не охотятся. Контрабандисты? Но зачем им стрелять?
— Дени, проводник может говорить?
— А что ему сделается… Хуже не будет.
— Жером, кто в тебя стрелял?
— Коршуны. — Глаза раненого, не моргая, шарили по небу. — Сеньор… не бросайте меня здесь… За холмами бросьте! Где хотите… Только не здесь…
— Тобой займется твой свояк, — пообещал Лабри, — где его искать?
— Недалеко… Прямо… Этой тропой прямо до мелового холма. Начнется сухое русло… Сейчас сухое… Густаво там… Он выйдет сам… Деньги в поясе… Заберите, пока кровь течет! Отдайте…
— Лежи! — велел Лабри. — И молись, как можешь! Тебе повезло умереть за правое дело. Открой душу Господу, и будешь спасен. Мату, ты все понял?
— Да.
— Бери два десятка — и за проводником. Блуждать нам некогда.
— Пояс, — руки раненого шарили по окровавленной рубахе, — коршуны…
— Дени, возьми деньги, раз уж ему приспичило. Отдашь этому… Густаво. Крапу, до возвращения разъезда занимайте оборону на холмах по обе стороны от тропы. Не нравятся мне эти колеты.
Если б не многочисленные промоины, раздавшаяся вширь тропа могла бы претендовать на гордое звание дороги. Когда в горах шли дожди или таяли снега, здесь бесновался похожий на реку поток, но сейчас было сухо. К несчастью…
— Это самое узкое место. — В голосе дона Луиса послышались виноватые нотки. — Хотя оно все равно слишком широко.
— Искать другое некогда, — утешил муэнца Карлос, из-под руки разглядывая испятнанный валунами левый склон. Тот был крутым, верхом не подняться, и совершенно голым, если не считать вцепившегося в трещины плюща. Правый, более пологий, зарос кустарником, ближе к плоской вершине переходящим в жиденький лес. Камни были и здесь, на одном свивала кольца желтоголовица, в другой вцепился корнями доцветающий шиповник.
— Неплохие обломки, — вполголоса одобрил герцог, — если успеем скинуть, выйдет заграждение, хоть и дохлое.
— Лошади не пройдут, — согласился старик де Гуальдо, его потомки привычно промолчали, а хитано ограничился кивком. Хайме тоже промолчал, ему с лихвой хватило обещания Карлоса отправить великого стратега и еще более великого стрелка в Тутор с нарочным. Молодой человек не обиделся, было не до того, да и стрелял он хуже родича, а тот остался, поручив дело Маноло. Альфорка с Доблехо и пятью загонщиками ускакали, Хайме проводил их взглядом и замолчал до лучших времен. Война начиналась не так весело, как хотелось. От неожиданности и несопоставимости сил было зябко, да и Пикаро было жаль до слез. Конечно, в трещину может угодить любой, но на чужой лошади это проще. Не забыть бы сказать де Гуальдо, что он конями не торгует и денег за Пикаро не возьмет.