Глава 3
В тростниках орали лягушки. Разноголосый переливчатый хор не то чего-то просил, не то кого-то оплакивал, а над темной иззубренной грядой, за которой бурлила Рио-де-Онсас, вставала ржавая луна, огромная и тревожная. Еще одна луна легла на озерную гладь увядающим цветком.
— Я бы советовал вам поспать. — Старший де Гуальдо вышел из-за похожих на пьющих быков скал и встал между Карлосом и озером. — Не стоит смотреть на воду в полнолуние, да и вставать затемно.
— Вы боитесь луны, — сонно удивился герцог, — почему?
— Я — нет, — покачал головой горец, — но я ни о чем не сожалею.
— Я тоже. Мне не о чем сожалеть.
— В таком случае почему вы не спите? — Муэнец пожал богатырскими плечами и скрылся за палатками, а луны остались, но теперь они больше походили на костры.
Лягушки стонали все громче, прилетевший с гор ветер коснулся лица, но водное зеркало осталось спокойным. Герцог оглянулся на затихший лагерь, после ужина де Гуальдо залили огонь и все разбрелись по палаткам, но вот уснули ли? Совет лечь был разумным, но следовать ему отчего-то не хотелось. Не хотелось оказаться беспомощным и нелепым… Перед кем? Не перед луной же?! Горцы мирно спят, лошади и собаки — тоже. Твари бессловесные чуют не только врагов и волков, значит, здесь нет никакой погани. Это озеро спокойно, совершенно спокойно, ему нет дела до ветра в вершинах деревьев, до ревущей за холмами реки, оно просто спит под лягушачью колыбельную и отражает звезды.
— Оно не спит, мой сеньор, оно помнит и боится забыть…
Лола! Перышко на шее, в черных кудрях — цветок, на этот раз белый…
— Ты мне снишься, мучача? Или я брежу?
— Я не могу сниться, мой сеньор. Ты не бросил мой подарок, а я не брошу твой. Хочешь, я буду с тобой? Хочешь, чтобы я ушла? Хочешь сам уйти? Тогда я оседлаю коня, вороного коня с белой звездой на лбу. Он увезет тебя к твоей сеньоре.
А ведь оседлает… К утру он будет у стен монастыря, а что дальше? Лезть через стену к Инес, которая, может, ждет, а может, спит или молится? Зато монахини в канун праздника не спят наверняка, увидят, поднимут крик… Хорош родич его мундиалитского величества. Собрался осквернить святыню, как какой-нибудь язычник.
— Я не поеду к своей сеньоре, Лола.
— Ты все еще ждешь Ампаро? Она не придет, ее нет.
— Умерла?!
— Почему умерла? Забыла. И ты забудь. Кто забывает, тот убивает. Она тебя убила, убей и ты ее. Не гляди в воду в полнолуние, не оглядывайся назад. Хочешь, я тебе спою?
— Ты разбудишь моего родича, мучача. Он спрашивал о тебе.
— Зачем? — пожала плечиками хитана. — Он должен спросить о другом, и не тебя. И не сейчас. Мой сеньор хочет песню или он хочет большего?
Ампаро не спрашивала. Она просто танцевала, дразня улыбкой, а теперь забыла. Забыла ли?
— Я не верю тебе, мучача. Если помню я, помнит и Ампаро. У ее сына мои глаза, она мне это обещала.
— У твоего сына будут твои глаза, — серьезно сказала хитана, — клянусь тебе. Оседлать коня?
— Не нужно…
Вопреки благим намерениям, Хайме проснулся позже всех. Даже не проснулся, а был разбужен Лопе. Гигант-ординарец растолкал молодого человека и, как всегда неторопливо, отправился к лошадям. Хайме потряс головой и выбрался из палатки. Лагерь кипел, словно луковая похлебка, и шумел, как базар. Мертвый, и тот бы проснулся, а Хайме был жив и голоден. Юноша провел пальцем по верхней губе — брить было по-прежнему нечего — и сбежал к озеру. Запримеченный с вечера треугольный камень змеиной головой вдавался в прозрачную воду, на самом краю примостилась глазастая стрекоза. Еще одна пронеслась мимо, Хайме невольно попытался ее схватить. Куда там!
— Вижу, вы уже охотитесь? — Волосы Маноло Альфорки слиплись от воды, рубаха была развязана.
— Пытаюсь, — отшутился молодой человек. — Хорошо, что мы нашли, где во время праздников погонять кабанов.
— Еще бы, — подмигнул Альфорка. — Конечно, на причуды Карлоса глаза закроют, но совсем уж наглеть не стоит. Жаль, тайное рано или поздно станет явным, но эта неделя наша.
Хайме кивнул, разглядывая озеро. Утро выдалось прохладным, и купаться не то чтоб вовсе не хотелось, но хрустальные глубины немного пугали. Стрекозе надоело греться, и она отправилась по своим делам. Вернее, хотела, но оказалась в кулаке Мануэля.
— Вода теплая. — Альфорка с интересом разглядывал добычу. — По крайней мере, здесь, но слева со дна бьют ключи. Ты поосторожней, озерцо не из добрых.
Хайме пожал плечами, но купаться расхотелось окончательно. Хорошо, на береговой тропинке показались всадники на мулах. Вчерашние загонщики! Нашли добычу и вернулись, до купанья ли тут!
— Похоже, нам повезло. — Альфорка жизнерадостно подмигнул собеседнику и подбросил стрекозу вверх. — С пустыми руками они бы не вернулись.
— Еще бы! — Хайме повернулся спиной к неприветливой воде. — А говорили, дичи мало… — Скорее бы собак привели, а то торчи тут до полудня.
— Свора дона Луиса, по слухам, мало чем уступит королевской, — утешил Маноло, — а что в Туторе было, ты сам видел…
— Эй! — Бегущий к берегу Доблехо призывно махал обеими руками. — Живо сюда! Оба!
— Кабан или олень? — усмехнулся Альфорка. — Что скажешь?
— Кабан! — решил Хайме, полагавший клыкастую добычу более почетной.
— Тогда я за оленя! Десять реалов!
— Идет, — поддержал пари Хайме. — Кто свидетель? Доблехо?
— Себастьян! — не стал ходить вокруг да около Альфорка. — Я ставил на оленя, Хайме — на кабана. Кто выиграл?
— Никто, — буркнул офицер. — Загонщики нарвались на «белолобых». Сотни две, не меньше… Карлос велел идти к нему.
— Лоассцы? — не понял Маноло. — Этим-то что здесь делать?
— А ты как думаешь? — огрызнулся Доблехо. Альфорка не ответил, Хайме тоже промолчал. Желания исполнялись стремительно, но замаячившая впереди схватка холодила не хуже подводных ключей.
— Явились? — Карлос быстро обвел глазами офицеров и шурина. — А у нас тут радость. Негаданная. Повтори, что вы видели.
— Бесноватых. — Загонщик в желтой шляпе глядел сразу на Карлоса и на застегнутого на все пуговицы Лихану. — В колпаках этих… Верхами шли. К Чертову Зеркалу, больше некуда.