Но вот Тоня пришла кое-как в себя.
— Кеша, — прошептала она, — надо идти и рассказать все отцу Павлу.
— Какому еще Павлу?
— Ну Пашке. Разве забыл?
— Глупая ты, это ж сон. Мало чего может присниться! Если б я знал, так я б вообще тебе не говорил.
— Нет, Кеша, я не глупая. Ты, Кеша, не знаешь отца Павла. Он хороший. Он сказал, чтобы я молилась богу, и тогда бог отдаст моего папу.
— Чудачка! Разве это бог забрал твоего отца?
— Конечно, бог, — убежденно сказала Тоня. — Без бога даже волосинка с головы не упадет.
Тоня отодвинула кастрюлю с ухой на краешек плиты, пригладила на ощупь свою пирамидальную прическу и сказала:
— Ты, Кеша, как хочешь, а я пойду к отцу Павлу. Без отца Павла нельзя.
Кеша сделал вид, будто бы остался недоволен Тоней. Но в душе он был даже немножечко рад. Может, Пашка не такой уж и плохой и запретит им варить Акинфия. Пускай пойдет и узнает. Ноги от этого не отвалятся. И вообще, его дело сторона. Предупредил Тоню — и ладно. Какой теперь с него спрос?
Кеша с нетерпением ждал Тоню и думал, чем закончится вся эта история.
У Пашки Тоня была недолго. Пришла она хоть и грустная, но теперь уже спокойная и строгая, как монашка.
— Ха-ха! — наигранно засмеялся Кеша. — Что он тебе сказал?
— Ты, Кеша, не смейся. Отец Павел сказал — пути господни неисповедимы.
Кеша слабо разбирался в господних путях. Он сердито дернул плечом и сказал:
— Глупая ты, Тоня! Что ж, по-твоему, надо варить?
Тоня посмотрела на Кешу своими грустными ласковыми глазами и вздохнула:
— Я думаю, Кеша, надо варить…
В котле
С тех пор Тоня не давала Кеше проходу. Только встретятся, только поздороваются, тут же заводит шарманку про Кешин сон и про кота Акинфия. Однажды Тоня разыскала Кешу возле Байкала, поманила его пальцем и страшным голосом сказала:
— Кеша, мне тоже снился сои про кота.
Кеша хотел отшутиться, хотел разыграть из всего этого комедию, но Тоня даже не улыбнулась.
— Кеша, бог приходил ко мне ночью. Он мне, Кеша, прямо сказал: «Грешница Тоня, принеси мне в жертву кота Акинфия. А если не принесешь, я покараю весь твой род до седьмого колена».
— Ну тебя совсем с твоими коленами! — отмахнулся Кеша. — Мне «Ольхон» надо чинить. Понятно?
Но Тоня не отступала от Кеши, жужжала целый час про бога, про кота Акинфия и про свой род до седьмого колена. У Кеши даже голова пошла кругом от этих разговоров.
Кеша сбежал домой, спрятался в избе и не показывал глаз. Так и в самом деле спятишь с этим богом и с этим, сгореть бы ему на месте, котом!
А клубок все запутывался и запутывался. Только Кеша чуть-чуть успокоился, только стал забывать про страшный сон, все повторилось сначала. Ночью бог прилетел на Кешин стожок, бесцеремонно толкнул рукой и сказал:
«Ну, Кешка, терпение мое лопнуло. Даю тебе три дня сроку. Не принесешь Акинфия в жертву, добра не жди. Это я тебе точно, по-божески говорю».
И хотя бог не сказал Кеше ни про седьмое колено, ни про ад, Кеша понял, что дело его труба. Кеша дрожал всю ночь и пришел кое-как в себя только утром, когда начал горланить на весь поселок кочет Казнищевых и в окнах рыбаков засветились ранние огни.
Днем Кеша повеселел. Но все же где-то в глубине души копошился червячок. А что, если бог и в самом деле есть! Вон ведь сколько людей молятся ему — и старые, и совсем молодые, такие, к примеру, как Кеша. И если бог есть, тогда Кеше несдобровать. Что с ним сделаешь, раз он бог!
В душе Кеши что-то раздвоилось. С одной стороны, Кеше не хотелось ссориться с богом, а с другой — было жаль кота Акинфия. Что ни говори, Акинфий был мировой, первоклассный кот. Такого кота хоть ищи, хоть не ищи — нигде не найдешь. Даже в Москве. Прошел день или два, и Тоня снова насела на Кешу. Пришла к нему прямо домой и сказала:
— Мне обратно снился сон. Если не сварим кота, я умру.
— Тоже выдумала! Чего ты умрешь?
— Мне, Кеша, приснилось, я все равно умру, — убежденно сказала Тоня.
— Ничего ты не умрешь. Глупости, и все…
Нахмурив брови, Кеша думал про бедную, несчастную Тоню и про кота Акинфия, который перевернул вверх тормашками всю его жизнь. Долго Кеша думал, долго кусал губы, а потом склонил голову и тихим, упавшим голосом сказал:
— Пошли. Если тебе так хочется, давай варить. Я согласен.
Тоня смотрела на Кешу и не дышала. Лицо ее совсем побелело и вытянулось, а подбородок стал острый и колючий, как у старухи. Тоня хотела что-то сказать Кеше, но вдруг плечи ее задрожали мелкой жалкой дрожью. Тоня отвернулась от Кеши и глухо зарыдала.