Дядя Степа прошелся еще раз по избе, а потом остановился возле стола, потрогал рукой пышные седые усы.
— Ты меня, Кеша, прости, но другой книжки я не нашел. Все магазины обшарил… А верит Тоня в бога или не верит, это мы еще увидим. Только я, Кеша, тебе одно скажу: Тоню Петуху Пашке мы все равно не отдадим. Как ты думаешь, Кеша?
Все снова стали смотреть на сильного человека Кешу. Кеша прекрасно понимал, что все ждут от него прямого, решительного и мужественного ответа. И от этого ответа зависело сейчас все — и Тонина дальнейшая жизнь, и жизнь самого Кеши, а может быть, даже и дяди Степы и многих других.
Кеша поправил свои роговые очки и очень твердо, как еще никогда в жизни, сказал этим взрослым, большим людям:
— Ни за что не отдадим!
Сам себе капитан
Ну и спал же Кеша после рыбалки! Если б не солнце, он вообще мог проспать до самого вечера. Солнце нашло Кешу и стало припекать в щеку. Кеша перевернулся на другой бок, но солнце настигло и тут. Кеша накрылся тулупом с головой. А солнце и не думало отступать, начало жечь сразу со всех сторон — и слева, и справа, и сверху.
Кеша отбросил тулуп, вытер рукой мокрое горячее лицо. Надо вставать. Зевнул раз, другой и начал надевать старые матерчатые штаны и выгоревшую добела тельняшку. Бушлат, ремень с бляхой и шарф в клетку были вчера спрятаны в шкаф, а Кеше было сказано, что наденет их только в море. Когда Кеша снова пойдет в море, ни отец, ни мать не объяснили. Но Кеша так понял, что будет это не завтра и не послезавтра.
— Знай учись пока, — сказал отец. — Нечего тебе…
Кеша погоревал немного, но потом успокоился и решил, что почин уже сделан и море от него все равно не уйдет. Нет, теперь уже море от него не спрячут. Ни за что!
Кеша собрал свою постель, сполз со стожка и пошел в избу.
Возле горячей печи, подвернув рукава, возился отец. В чугунке что-то деловито ворковало, булькало, брызгало на уголья.
— А мама где? — удивленно спросил Кеша.
Отец ухватил горячую крышку, уронил на пол и начал сердито дуть на пальцы.
— Вот оно как без мамы, видишь?
Но Кеша видел и понимал пока только одно: мать куда-то ушла или уехала, а отец не хочет или не знает, как объяснить Кеше этот отъезд.
Кеша сразу почувствовал недоброе. Мать одна никуда не уходила и не уезжала. Если в море — с отцом, в кино — тоже с отцом. Куда один, туда и другой.
Понял отец или не понял, что творилось на душе у Кеши, неизвестно, а только подошел к нему и строго, без всяких выкрутасов сказал:
— У Тони большое горе. Тониного отца убили. Архипа Ивановича нашли чужие рыбаки и похоронили в Ушканьей пади. Смотри не расстраивай зря Тоню и ее мать. Мама поехала вместе с ними на могилу. Понял, Кеша? — Заметил, как помрачнело лицо Кеши, и вдруг совсем другим, требовательным голосом добавил: — А ну, выше голову!
Кеша чуть-чуть приподнял голову, но уже не мог сдержать себя и тихо всхлипнул.
— Эге, это уже не годится, — недовольно сказал отец. Прошелся по избе, а потом взял Кешу за плечи и повел к столу: — Садись, Кеша, мне сейчас, брат, некогда… — Отец сел рядом, положил на Кешину тарелку картофелину, кусочек омуля и тихо добавил: — Не надо, сын, не надо…
Кеша неохотно ел горячую, пахнущую сырым паром картошку и думал про Тониного отца. Только сейчас он по-настоящему вспомнил и пожалел этого веселого, справедливого человека — как пел песни, как смолил рыбачьи лодки и как однажды дал Кеше выстрелить из настоящей берданки.
На берегу тогда стояли и другие рыбаки. Утки, по которым выпалил Кеша, безнаказанно полетели прочь и скрылись за горкой. Рыбаки стали задирать Кешу и называть его мазилой. Только Тонин отец вступился за стрелка и сказал, что целил Кеша правильно. И это в самом деле было так, потому что стрелял Кеша не как-нибудь, а так, как надо, — по военному уставу.
Сейчас от всех этих печальных воспоминаний у Кеши снова зачесались глаза и закололо в носу. Кеша посмотрел на хмурое и какое-то очень жесткое лицо отца и сдержал слезы. Окунул картофелину в солонку и, не заметив, что налипла на нее целая гора крупной влажной соли, понес ко рту. Язык и рот Кеши свела соленая судорога. На зубах, будто камни, затрещала соль. Но Кеша даже не поморщился. Если б дали ему кусок горячего железа, он проглотил бы и железо.
После завтрака отец надел синюю, потертую на локтях и коленях робу и ушел. Что делать Кеше и как дальше жить, отец не сказал. Но Кеша не удивился, потому что так было всегда. Раз ты остался в избе один, значит, ты тут не гость и не кто попало, а самый настоящий хозяин и боевой капитан.
Ну да, а как же иначе!
Тяжело было сегодня у капитана Кеши на душе. Но он решил взять себя в руки и не думать пока про то страшное и неожиданное, о чем только что рассказал ему отец. Капитан Кеша окинул взглядом избу, оценил с налета обстановку и тут же дал команду свистать всех наверх. Работы на этот раз было на корабле хоть отбавляй — и мести, и вытирать, и драить. Но все подчинились Кеше без звука, потому что был он сам себе капитан, сам себе вахтенный и кочегар.