‒ Ладно, только скажи мне, где ты. Может, я приеду, мы встретимся и устроим мини вечеринку на двоих? ‒ Ее голос слегка дрожит, и теперь я точно знаю, что что-то случилось.
Джун предложила бы мне приехать и помочь утопить мои ошибки в вине, но ее голос дрогнул. Идея мини отпуска и вечеринки должна была вскружить ей голову восторгом. Так что, сложив все свои подозрения, я мысленно услышала сигнал тревоги.
‒ Джун, я не скажу тебе, где я. Если они рядом, то тебе нужно найти способ избавиться от них. Не верь никому. Я серьезно, Джун.
‒ Так компания тебе не нужна? Ну ладно, звони мне и дай знать, когда вернешься домой.
‒ Люблю тебя, Джун.
‒ И я тебя, Макс.
Я повесила трубку и откинулась на кровать. Кто-то добрался до Джун, и теперь мне остается только надеяться, что они оставят ее в покое, когда поймут, что она ничего не знает и не собирается у меня ничего выпытывать. В животе появилась жуткая ноющая боль от мысли, что Джун теперь часть всей этой неразберихи. Именно от этого я хотела ее защитить.
Если с ней что-нибудь случится, то это из-за меня. Когда я услышала тот разговор Джеймса на повышенных тонах, надо было просто тихонько выйти из здания на цыпочках и притвориться, что все это странный сон.
От мысли о Джеймсе Келли вдруг появляется ощущение, что я грязная. Мне нужно в душ, очень горячий душ. Я вскакиваю с кровати и включаю лампу на тумбочке. Я иду к своей сумке, оглядываюсь и замечаю, что в комнате всего одна кровать огромного размера. До зуда старомодный плед, сочетающийся со шторами, и непонятного цвета картины над кроватью ‒ вот квинтэссенция дешевого отельного интерьера. Видимо из-за волнения я даже не поняла, что Кэтч снял номер с одной единственной кроватью.
‒ Вот же сукин сын! ‒ воплю я.
Мои чувства сменяются с расстройства из-за отказа в сексе на яростное бешенство. Я врываюсь в ванную и включаю настолько горячую воду, насколько могу вытерпеть. Срываю крышечки с маленьких бутылочек шампуня и кондиционера, становлюсь под струи душа и стараюсь смыть неприятное чувство, от которого волосы на затылке становятся дыбом.
****
Кэтч
Еда. Мне нужно поесть, и, наверняка, Макс тоже голодна. Ее подруга заявила, что она пропала без вести, и хуже она поступить не могла. Не только потому, что Макс теперь приметная личность, но и потому, что они знают о Джун и о том, что она значит для Макс. Они точно будут допрашивать ее до тех пор, пока полностью не убедятся, что она ничего не знает. Я теперь могу только надеяться, что на этом все и закончится. Макс явно очень любит Джун, и я не хочу даже представлять, что с ней будет, если с Джун что-нибудь случится.
Когда она рассказала мне обрывок своего прошлого, мне сдавило грудь так, как еще не было со дня смерти папы. Сама того не понимая, она все ближе притягивала меня к себе, а мне нужно избегать этого. Я знаю, что она многого о себе еще не рассказала, такого личного, что делает ее такой невероятно сильной женщиной. Но я хочу узнать об этом, и так же хорошо понимаю, что это плохая идея, так что я не стал настаивать, когда она прервала разговор.
Затем Макс решила коснуться меня. Я вторгся в ее личное пространство, чтобы настоять на своем. Я так рассердился на нее, потому что подумал, что она солгала мне, и сосредоточился на том, чтобы напугать ее и услышать от нее правду. Она положила ладони мне на грудь, но в них не было никакого намека на давление и попытку отстраниться, хотя я знал, что у нее хватит на это сил. Она хотела быть ближе ко мне так же сильно, как и я хотел быть ближе к ней. А потом она прижалась мягкой кожей лба к моим губам. От нее пахло одновременно моим складом и лавандой. Я чуть не расклеился на месте. Потому что знал, что нельзя. Нельзя целовать эту прекрасную женщину. Даже самым невинным способом.
Все в ней притягивает нас как два сильных магнита. Ее пламенно рыжие волосы, большие зеленые глаза, ароматные кудри и ноги уже много дней делают мои попытки удержать кровь в голове, которая на плечах, почти бесполезными. Если бы я поцеловал ее, то уже не смог бы остановиться. Нельзя увлекаться этой женщиной. Если наши слабые отношения превратятся в любовные, то эта слабость превратится в такую силу, с которой я не хочу справляться. Защищать ее, пока все не уладится, потому что я знаю, что она хороший человек, это одно дело. А защищать ее потому, что она мне не безразлична, совсем другое.
‒ Грр! ‒ рычу я и вцепляюсь в руль.
Она задела меня за живое, и я уверен, что однажды наступит такой момент, когда я не смогу остановиться.