Летом Карл приезжал к Шмидтам в Раушен. Там собиралась веселая молодая компания. Дальние прогулки в горы, вдоль морского берега. Вместе прочитанные стихи, книги, жаркие споры.
Девочка Кэте стала девушкой. Перемена особенно заметна после года, проведенного в Берлине. Она вернулась воодушевленная впечатлениями. В ее жизнь вошли новые друзья. Но дружба со светловолосым медиком оставалась нерушимой.
И когда Карл Кольвиц отважился сказать о своих давних чувствах, Кэте поверила в силу его любви. Предложение принято, и молодые люди поведали родителям о своей мечте.
Отец не хотел бы для дочери лучшего мужа. Он ценил одухотворенность и чистоту взглядов Карла Кольвица. Но заботило и то, что замужество закроет для Кэте путь в большое искусство. Отец не верил, будто можно стать хорошей женой, матерью и плодотворно заниматься художеством.
С тех пор как дочь стала невестой и носит обручальное кольцо, отец отложил попечение об ее занятиях. По его мнению, семья исключает искусство.
Но Кэте думала и поступала иначе. Свадьба еще не скоро. Кольвиц изучает медицину и станет врачом через несколько лет. Она сама продолжала учиться, не пропуская ни дня для живописи и рисунка.
Но краски продолжали упрямствовать. Печальным живописным похмельем называла она это время. Терпкий привкус разочарования мешал ей радоваться жизни.
Кэте понимала, что еще нуждается в советах опытных педагогов. Нетерпеливое стремление к совершенствованию влекло ее в Мюнхен. Родители вновь отважились на долгую разлуку с дочерью.
На вокзале ее провожал Карл Кольвиц и долго шел за медленно двигающимся поездом.
Предчувствие счастья
Мюнхен гораздо меньше, уютнее, чем необъятный серый Берлин. Тихие воды Изара степенно плывут из густых лесов. Вокруг высокие горы. У подножия величественных склонов бушевал и клокотал художественный Мюнхен. Сюда стекались учиться искусству одаренные люди со всего мира — греки и русские, чехи и немцы, норвежцы и англичане.
Одних привлекал Холоши, и они горячо отстаивали только его метод преподавания. Другие азартно защищали школу Ашбэ, считая, что рисовать может научить только он один.
В академии были разные преподаватели, но общий тон обучения более скучен, чем в этих свободных школах.
Студентов академии прозвали крокодилами. Никто уже теперь и не сказал бы, что вызвало это прозвище, но оно укоренилось. Одевались они почти одинаково. Как вспоминает Еэп: «У них были длинные, свободные штаны, туго стянутые у лодыжек, и плоские башмаки с длинными носками, и они скорее висели в своих платьях, чем стояли».
Учащиеся женской художественной школы, которая располагалась неподалеку от академии, на занятия приходили в белах халатах, испещренных яркими пятнами красок.
Когда Шмидт однажды вышла в таком халате в магазин, чопорные мюнхенки были озадачены. Они считали для девушки слишком вольным такой костюм.
Студийкам нравилась свободная жизнь мюнхенской богемы. Они даже дали друг другу обет безбрачия, иначе не мысля себе успехов в искусстве.
Когда в школу поступила Шмидт, все сразу обратили внимание на гладкое обручальное кольцо, которое выделялось на ее узкой руке.
Первой удивилась Еэп. Она тоже приехала учиться в Мюнхен.
— Как, талантливая, удивительная Шмидт была просто-напросто обывательски обручена?
Но когда все увидели, какие рисунки привезла Шмидт из Кенигсберга, то решили, что кольцо тут ни при чем и оно ей не помешает стать художницей.
Отцу очень хотелось видеть дочь автором больших полотен, исторических или хотя бы жанровых.
Чтобы сделать ему приятное, Кэте написала картину «После бала». Отец послал этот холстик на восточнопрусскую выставку. Там она нашла покупателя, который заказал фрейлейн Шмидт из Кенигсберга вторую картинку в дополнение к первой.
Кэте, смеясь, рассказывала своим соученицам о том, что, к счастью, нашлась ее однофамилица, тоже молодая художница из Кенигсберга, к ней попал этот заказ, и она охотно его исполнила. Автору первой картины не пришлось еще раз заставлять себя делать то, к чему не было никакого пристрастия. На этом и кончились пробы Кэте Шмидт в жанровой живописи.
Не больше удался и другой сюжет, уже на историческую тему. Кэте показывала рисунки обступившим ее студийкам. Она попыталась изобразить каких-то людей в тогах и назвала это длинно: «Цезарь отказывается от королевского обруча, который ему преподносит сенат». Композиция сделана вяло, без воодушевления. Сразу чувствуется, что сюжет не захватил и художнице было попросту скучно.