И едва не падаю в обморок.
В углу стоит огромный ярко-желтый магнитофон. Разумеется, в Британии может быть два подобных чудовища, и даже в крошечном уголке юго-восточного Корнуолла…
О Господи. Таких совпадений не бывает.
Пока девицы стонут и вздыхают, стриптизер, в карнавальном костюме полисмена раздевается до плавок и крутит наручниками над головой. Я не вижу его лица сквозь толпу возбужденных девиц, но… желтый магнитофон, «фиеста» у входа, странные отсутствия, краска для волос… Все начинает обретать смысл.
Конечно, Ричард не…
Не может…
Ни за что…
Я вытягиваю шею, но, разумеется, мне не хватает роста, чтобы разглядеть. Впрочем, улики ведут к единственному выводу, и я, словно новый Эркюль Пуаро, понимаю, что разгадала тайну.
Я тяну Мэдди за рукав:
— Взгляни-ка на стриптизера.
Она хмурится, занятая подсчетами.
— Я все еще жена священника. И потом, — моя подруга на мгновение отрывается от записной книжки, — в жизни достаточно повидать одного стриптизера, чтобы ухватить суть…
— Поверь, такого ты никогда не видела…
— Я пытаюсь привести в порядок заказы.
— Я серьезно, Мэдс. Ты обязана увидеть этого парня.
— Ну ладно. — Мэдс бросает блокнот на стол. — Если в результате ты успокоишься…
Она откладывает калькулятор и проталкивается через толпу улюлюкающих девиц в первый ряд.
Я закрываю глаза и начинаю считать. Один, два, три…
— Очень мило, — говорит Мэдс. — Хотя я не понимаю, из-за чего столько шума. Неужели тебя так легко удивить? А вон тот тип, пожалуй, и впрямь неплох… — добавляет она, заглядывая на кухню, где работает маляр — сейчас он полощет в раковине кисти. — Отличная задница…
— Забудь про нее! Ты не видишь, что это за стриптизер? — взвизгиваю я, становясь на цыпочки и пытаясь разглядеть мужчину. — Мэдс, там Ричард! Преподобный танцует стриптиз!
Музыка как раз замолкает, и мои слова звучат в тишине. Женщины оборачиваются и глазеют на меня. Потом кто-то отходит в сторону, и я наконец вижу стриптизера, сплошь в губной помаде. Он стоит среди толпы, побрякивая наручниками.
И это не Ричард.
Ой.
Зато маляр, чью задницу только что оценила Мэдс, вдруг оборачивается. Хотя лицо и волосы испачканы краской, его ни с кем невозможно спутать — мне хорошо знаком этот сердитый, пронизывающий взгляд. Кажется, он в ужасе оттого, что жена и ее подруга застигли его в комбинезоне.
— Ричард? — выпаливает Мэдди в сильнейшем смущении. — Что происходит? Почему ты здесь? Ради Бога, скажи, что ты не стриптизер!
— Конечно, нет, — огрызается Ричард. — О чем ты только думаешь, Кэти? Как ты посмела сказать, что я стриптизер? Совсем с ума сошла?
— Но магнитофон! — пищу я. — Постоянное мытье! Краска для волос!
— Я подрабатываю маляром! А за работой люблю слушать музыку. Молодой человек одолжил мой магнитофон, потому что свой у него сломался, — объясняет Ричард с раздражением в голосе. — И дома мне приходится тщательно мыться, чтобы смыть краску. Единственное, что я снимаю на работе, так это старые обои со стен. Господи, Кэти, я ведь священник!
— Подрабатываешь маляром? — упавшим голосом вторит Мэдс.
— Но при чем тут краска для волос? — вмешиваюсь я, потому что это действительно не дает мне покоя.
Ричард закатывает глаза.
— Кэти, я седею! Впрочем, не стоит оповещать твоих друзей журналистов. — Он краснеет. — Достаточно уже, что жене известна степень моего тщеславия…
— Я давно это знала, — говорит Мэдди. — Но зачем тебе подрабатывать?
— Седые волосы… Все ясно, — снова вклиниваюсь я. Может, стоит сбежать — прежде чем Ричард оторвет мне голову?..
— А что вы-то делаете здесь? Вас пригласили на вечеринку?
— Не совсем… — Мэдс делает серьезное лицо. — В общем, не только ты решил подработать.
Ричард обводит взглядом комнату. Кружевное белье, вибраторы, съедобные трусики…
— О Господи. Быть не может.
— По-моему, нам обоим нужно объясниться, милый, поскольку до сих пор мы не отличались излишней откровенностью, — поспешно говорит Мэдс, потому что у Ричарда на виске начинает пульсировать жилка. — Может быть, поговорим в каком-нибудь более уединенном месте?
— Отличная идея, — подхватываю я.
Там, где меня не будет на линии огня. Например, на Луне.
Пока Мэдс и Ричард идут к автобусу, я в рекордное время собираю товар, предоставив гостьям развлекаться. Сказать, что я сконфужена, — значит, изрядно преуменьшить. Ричард Ломэкс тайком подрабатывает маляром? Трудно сказать, что я это предвидела.
Но слава Богу, он не стриптизер. После такого зрелища мне наверняка понадобился бы психиатр.
Женщины танцуют, в воздухе не умолкают восторженные взвизги, я тащу в микроавтобус последнюю коробку. Ждать больше смысла нет. Сейчас выбью окно и начну грузить барахло. У Ломэксов было двадцать минут на то, чтобы убить друг друга или договориться.
По крайней мере брызг крови на стеклах я не вижу.
— Кэти! — кричит Мэдс, раскрасневшаяся, с блестящими глазами. — Прости, что не помогла прибраться, но…
Голос у нее обрывается, и она бросает взгляд на мужа, в запачканной краской одежде.
— Нам нужно было кое-что прояснить.
— Вижу, — бодро отвечаю я, запрыгивая внутрь и притворяясь идиоткой. — Что тут у вас? Или лучше не спрашивать?
— Ох, Кэти! — выпаливает Мэдс, расплываясь в улыбке до ушей. — Все просто прекрасно. Ричард обнаружил мои карибские буклеты и тоже решил заработать денег, чтобы устроить романтический отпуск. Нам пришла одна и та же идея! Это ли не доказательство, как мы любим друг друга?
— Я понял, что Мэдди несчастлива, — вступает Ричард, — но не знал, что делать. Потом увидел объявление «Требуется маляр» и решил, что смогу подработать, отвезти Мэдди на Санта-Лючию и извиниться за собственное равнодушие. Я подрабатывал всего несколько месяцев, но скопил достаточно. Хотел сделать сюрприз…
— Ты вовсе не равнодушен! — восклицает Мэдс, хватая мужа за руку и прижимая ее к своей груди. — Дурачина этакий! Я-то думала, ты завел любовницу и хочешь меня бросить. Мечтала поехать на Карибы, чтобы вернуть тебе интерес к браку…
— Но я и не терял интереса! — возражает Ричард. — Я очень тебя люблю! Просто мне показалось, что я недостаточно для тебя хорош, и чем дольше я молчал, тем хуже становилось. Ты казалась такой несчастной, и вокруг было столько секретов, что теперь я даже не знаю, с чего начать.
— Например, деньги на гардеробе, — напоминаю я. — И загадочная записка от Изабеллы.
— Ты искала на гардеробе? — Рич стонет. — В моем доме нет безопасных мест! И в записке нет ничего загадочного, просто у тебя богатое воображение. Я получил ее после того, как впервые поработал маляром. Изабелле шестьдесят лет, и я красил ей спальню ко дню рождения. Она дала мне пятьдесят фунтов на чай и порекомендовала друзьям. Чудесная женщина.
Мэдс целует его в нос.
— Так здорово, что никакой любовницы нет. Не знаю, с чего ты взял, что недостаточно для меня хорош. У тебя потрясающее тело.
— Видимо, физический труд пошел мне на пользу, — объясняет Ричард, сажая жену на колени. — Должен признать, я действительно доволен собой. Но пора наконец остановиться. Когда я увидел вас сегодня, то испытал настоящий шок. Представляете, если бы на вашем месте оказался епископ? — Он живо представляет эту сцену и бледнеет. — Да меня бы, наверное, отлучили от Церкви, если бы узнали, что я подрабатываю маляром, а моя жена продает эротические игрушки. Конечно, деньги — вещь хорошая, но для жены священника это слишком рискованно.
— Согласна, — быстро отвечаю я. — И прошу заметить, я всего лишь помогала.
— Я, честно говоря, не в том положении, чтобы сердиться, — горестно говорит Ричард, — поскольку сам не отличался искренностью. Но пора поставить точку, пока у нас не начались неприятности или пока кто-нибудь из твоих приятелей-папарацци не напечатал «разоблачения».