— Умоляю, Кэти. Еще час. Пожалуйста…
Фрэнки проталкивается через толпу.
— Гэбриел, ради Бога, ты с ума сошел? Что ты делаешь?
Глаза Гэбриела — холоднее ледника.
— Она собирается все бросить и сбежать с твоим проклятым кузеном! Она обещала, что подождет до конца недели, а теперь хочет расторгнуть сделку немедленно!
— Если не догнать Олли, он уйдет! Он подумает, что я предпочла Гэбриела! — всхлипываю я, обращаясь к Фрэнки. — Я не могу опять его потерять!
— Отпусти ее, Гейб, — требует Фрэнки, пытаясь оторвать цепкие пальцы от моего плеча. — Они просто созданы друг для друга.
— Но Кэти погубит все, ради чего я работал! Я не могу рисковать карьерой!
— Гейб, речь сейчас не о тебе, — мягко возражает Фрэнки. — Перестань быть таким эгоистом…
Гэбриел, кажется, не убежден.
— Милые мои! — Джуэл спешит к нам, прижав руку к сердцу. — Пожалуйста, не ссорьтесь! Ведь у вас такое счастливое событие!
— Черта с два! — Я пинаю Гэбриела в голень, тот морщится — у сапог очень острые мыски. — Я люблю Олли, Гэбриел. И не позволю ему уйти.
Мысль об этом невыносима. Олли где-то там, в темноте, уверен, что я… в общем, не стоит даже представлять, о чем он думает. Достаточно сказать, что мне надоело разыгрывать мать Терезу.
Сейчас я чувствую себя скорее гарпией.
— Мне нужно сесть. — Джуэл задыхается, с трудом делает шаг назад и падает в кресло. — Наверное, выпила слишком много коктейлей…
— Пусть Кэти идет с Олли, — с горечью выпаливает Фрэнки. — Тебе больше не нужно притворяться. Ты свободен — потому что я ухожу. Когда человек столько лжет, он превращается в чудовище. Ты не такой, каким я тебя считал. Все кончено.
Гэбриел выпускает меня так быстро, что я спотыкаюсь и едва не падаю на Джуэл. Та как будто заснула чудесным образом — прямо посреди суеты, — опустив голову на грудь. Перья на шляпе повисли. Морщинистая рука спокойно лежит на подлокотнике. Пятнистый терьер, один из многочисленных питомцев Джуэл, подбегает и кладет лапу ей на колени. Снова и снова, отчаянно требуя внимания, пока шляпа не сваливается на пол. Джуэл, в обычное время помешанная на своей внешности, даже не шелохнется, хотя холодный ветер шевелит редкие волосы у нее на голове.
— Тетушка… — зову я — сначала тихо, потом громче. — Джуэл!
Слегка встряхиваю ее, но не получаю ответа.
Пес оставляет хозяйку в покое и вдруг, запрокинув голову, начинает выть — громкий, душераздирающий вой заглушает нетрезвую болтовню гостей. Леденящий, первобытный звук, который наводит на мысль о безлюдных равнинах и полнейшем, невыносимом одиночестве.
О Господи. Что мы наделали.
Гай, который умеет оказывать первую помощь, спасать людей на пожаре и так далее, немедленно бросается к Джуэл. С необыкновенной нежностью, столь несвойственной ему в обычное время, он берет хрупкую старческую руку и бережно касается шеи. Даже не нужно видеть, как он качает головой, чтобы догадаться, что случилось.
Ужас проносится по комнате — будто в спокойный пруд бросили пригоршню гальки. Люди ахают и шепчутся, кто-то начинает рыдать.
У меня слабеют колени. При всем желании я не смогла бы догнать Олли. Стою как вкопанная, и время замедляет ход.
Джеймс задерживается рядом и смотрит на бедную Джуэл, а потом шепчет — тихо, чтобы слышала только я:
— По-моему, акции здорово поднялись…
Я стою, дрожа, в комнате, которая кажется совсем пустой, и смотрю на Джуэл на руках у Гая. На улице хлопает дверца машины, пыхтит старый мотор — потом он издает громкий рев и удаляется. Звук все слабее и слабее…
Конец. Олли уехал, покинув мою жизнь, потому что решил, что я предпочла Гэбриела.
Дом полон народу, но я никогда еще не чувствовала себя такой одинокой.
Глава 20
Обычно я люблю осень — люблю огонь в камине, свежее ежевичное варенье, новые школьные пеналы и облегчение при мысли о том, что пришла пора скрыть мои пухлые формы под мешковатым свитером. Мне нравятся запах хлопушек и серые туманные утра; я охотно разгребаю ногами груды сухих листьев. Но только не в этом году. Сейчас лишь начало сентября, но такое ощущение, что мир погрузился в печаль. Даже падающие листья и синий дым с полей кажутся такими грустными. Осень — пора туманов и бесплодных мечтаний.
В Трегоуэне позднее утро. Я сижу на крыльце домика священника с горячей кружкой в руках и смотрю на деревню. На фоне оловянного неба висит оранжевое солнце, щеки пощипывает морозец, чайки сидят кучками на крышах. День унылый, под стать моему настроению.
Похороны Джуэл состоятся в два часа. Сомневаюсь, что я бы выдержала, если бы день выдался солнечным и ясным, — веселье будто навсегда покинуло мою жизнь. Сегодня я хочу походить на короля Лира, который борется с бурей,[13] или на Кэтрин Эрншо, которая бредет под дождем, умирая ради любви.
Хочу, чтобы весь мир скорбел вместе со мной.
Я набираю полную грудь холодного воздуха и подставляю лицо тусклому солнцу, наблюдая, как пар от дыхания повисает в воздухе. Возможно, эти облачка рано или поздно проплывут мимо Джуэл.
Какая странная штука смерть. Как можно сначала быть здесь, а потом вдруг уйти? Что происходит с той частью личности, которая делает нас людьми? Я пытаюсь рассуждать логически, но это очень трудно. Кому верить? Ричард скажет, что душа Джуэл уже витает в раю, с арфой. Мама сказала бы, что тетушку ждет перевоплощение, а Фрэнки утверждает, что жизнь — просто химическая реакция. Кто прав? Есть ли универсальный путь? Может быть, жизнь напоминает гобелен, который я рассматриваю с изнанки, где вместо рисунка — перепутанные нити и узлы?..
Проблема в том, что я не умею ткать…
Я отпиваю кофе, но не ощущаю вкуса. Такой же безвкусной кажется и еда, которой меня пичкает Мэдс. Как будто краски и радости покинули жизнь. Я потеряла тех, кого любила больше всего на свете, и без них мой мир темен и уныл.
Прошло шесть дней после смерти Джуэл, а я по-прежнему в шоке. Все вокруг будто плывет, события обрели какой-то сюрреалистический оттенок и кажутся фантастическими — разговор с Олли в саду, глупое предложение Гэбриела…
Реальны лишь угрозы Джеймса. Мерзавец уверен, что Джуэл оставила целое состояние, и, если я ему немедленно не заплачу, грозит отправиться к Анжеле Эндрюс. Гэбриел, возможно, не самый дорогой мне человек, но я не хочу губить его карьеру. Должно быть, родителям таки удалось убедить меня в существовании кармы.
Я лезу в карман куртки и достаю платок. Он весь измят, выглядит так, будто вот-вот развалится. Точь-в-точь как я сама. Вытираю глаза и напоминаю себе, что Джуэл не одобрила бы слез. Она частенько утешала меня за эти годы, и я мечтаю, чтобы сейчас тетушка вновь оказалась здесь — мне очень нужно с ней поговорить. Олли исчез, и я не могу с ним связаться. Я отправляла ему сообщения, пока не онемели пальцы, и только потом вспомнила, что его мобильник у Нины. Олли где-то далеко, совсем один; он думает, что я променяла любовь на деньги и популярность. Эта мысль невыносима. Каждый раз, ложась спать и закрывая глаза, я вновь и вновь вижу вечеринку у Джуэл. Снится, как я выбегаю на улицу спустя несколько минут после ухода Олли и обнаруживаю лишь пятно масла на асфальте, там, где стояла машина. Я падаю на колени… и просыпаюсь в слезах.
Никто не знает, куда уехал Олли.
Для остальных я по-прежнему подружка Гэбриела, но как только придумаю, что делать с Джеймсом, я положу этому конец. Честно говоря, Гэбриел в последнее время пытается измениться. Полагаю, он винит себя. Перестал звездить, не дает интервью и даже отказался выступить на шоу Джонатана Росса. Большую часть времени он проводит, запершись в кабинете с Себом, наверняка у них какие-то планы…
Фрэнки, добрая душа, твердо держит свое слово. Больше никакой лжи, никакого притворства. Он не отвечает на звонки Гэбриела — по десять в час — и сочиняет грустные песни.
Когда я их слушаю, мне, во всяком случае, становится очень грустно.