И вдруг она начала рыдать, рыдать громко и безутешно, как не рыдала еще никогда в своей жизни. Даже в тот день, когда был повешен ее отец, она не испытывала такого безысходного отчаяния. Сейчас отчаяние навалилось на нее, как тяжелая снежная лавина, и чем больше она плакала, тем тяжелее становилось у нее на душе, – ее слезы были слишком горьки, чтобы принести облегчение. Она захлебывалась этой горечью, чувствуя, как какая-то часть ее навсегда отмирает. Сейчас она понимала, что такое смерть.
Через некоторое время в комнату вошел Джо и взял у нее ребенка, а Кэтрин подошла к ней и, обняв, принялась утешать. Но эти слова утешения лишь питали ее возрастающую неприязнь к матери, и даже сама ее близость была ей сейчас противна. Она бы оттолкнула от себя мать, если б у нее были на то силы. Потому что в том, что она отказалась от Сары, была виновата ее мать, и только она. Все эти месяцы мать молчала, прикидываясь ненормальной, и вот теперь заговорила, чтоб лишить ее ребенка. Ни мольбы мисс Роз, ни уговоры Джо не заставили бы ее отдать Сару, если бы мать продолжала молчать. Но мать нашла именно те слова, которые пробудили в ней страх за будущее Сары и чувство вины из-за того, что она лишает своего ребенка лучшей участи, не желая отдать его в богатую семью. В словах матери был особый подтекст, она как будто говорила: «Ты принесла нам столько бед, из-за тебя повесили моего мужа, так избавь нас хотя бы от этой обузы. Сделай это не только ради ребенка, но облегчи и нашу жизнь тоже».
И именно в эту минуту она поняла, что ее мать никогда не любила Сару. Она ведь никогда не подходила к ребенку, не дотрагивалась до него, если в том не было крайней необходимости. Для нее этот ребенок – дитя греха, пусть нечаянного, но все равно греха.
Теперь стараниями Кэтрин сделка была заключена. Кэти потеряла Сару.
Книга II
Эндри 1865
Глава 1
Ранним январским утром 1865 года в 4 часа 50 минут Джо вышел из дома номер 14 на Крэйн-стрит и направился через Темпл-Таун в Южный Шилдс. Воздух от мороза стал колючим; сама темнота, казалось, наполнилась крупицами льда. За несколько минут он уже успел продрогнуть до костей, хоть надел пальто на толстой подкладке, рабочую куртку, свитер и шерстяную нижнюю рубашку. На ногах у него были тяжелые ботинки на подбитой гвоздями подошве, однако его ступни тут же свело от мороза. Но он знал, что не пройдет и часа, как он взмокнет от пота – в цехе всегда стояла очень высокая температура.
Когда он дошел до угла улицы, две маленькие худые фигурки, укутанные в драные фуфайки, отделились от низкой каменной стены, идущей вдоль набережной, и приблизились к нему.
– Это ты, Джо? – спросил один из мальчиков, не в силах разглядеть его лицо в темноте.
– А кто же еще? Ты думал, дьявол?
Ребята засмеялись.
– Сегодня ужасный холод, Джо, – сказал второй мальчик сонным голосом.
– Да, Тэд, сегодня можно просто окоченеть. – Джо повернулся к двенадцатилетнему мальчику, который дрожал всем телом на холодном ветру. – Ты еще не проснулся, малыш?
– Я хочу на следующей неделе поискать работу в порту. У меня больше нет сил ходить в такую даль каждое утро, – ответил Тэд, стуча зубами.
– О, ты еще привыкнешь к этому, – уверил его Джо. – Ты проработал у Палмеров только несколько месяцев. А в порту ты ничего не найдешь, можешь даже не пытаться. Я бы сам уже давно нанялся в порт, если б там была работа… Хотя нет, – тут же поправился он. – Я все-таки предпочитаю Палмеров, хоть мне и приходится проделывать весь этот путь туда и обратно. Я вовсе не хочу сказать, что мне нравится эта работа – но здесь, по крайней мере, я работаю с утра, а вечером могу отдохнуть. Было бы хуже, если бы приходилось работать вечером и возвращаться домой поздней ночью, засыпая на ходу.
– Да, ты прав, это было бы хуже, – согласился Тэд. – Я бы упал замертво, прежде чем дойти до дома.
– Если бы нас забирали где-нибудь в городе и отвозили на завод, я бы не имел ничего против этой работы, – сказал Боб. – Палмеры могли бы собирать рабочих на улице и посылать за ними фургон по утрам.
Джо запрокинул голову и рассмеялся. Это был густой, хрипловатый смех взрослого мужчины, – к девятнадцати годам Джо уже успел полностью повзрослеть и превратиться из юноши в мужчину. Хотя и не удался ростом, он был широкоплеч и наделен приятной наружностью. Его низкий голос тоже был приятным и звучал солидно.
– Давайте сделаем пробежку, чтоб согреться, – предложил он двум мальчикам.
Все трое пустились бегом по широкой дороге вдоль берега Тайн, пробежали мимо портовых ворот и мимо городских конюшен, откуда доносилось ржание лошадей. В порту пока царила тишина, но через час там все придет в движение. И ровно через час закипит работа на палмеровском заводе, находящемся в трех милях отсюда.
После длинной пробежки Джо и мальчики остановились, чтобы перевести дух.
– Ну как, согрелись? – спросил Джо у своих маленьких приятелей.
– Ага, – ответил Тэд.
– А ты, Боб?
– Да, мне теперь теплее. Но все равно я бы хотел, чтобы завод находился поближе. Весь этот путь пешком по холоду изнуряет.
– Ты слишком многого хочешь, малыш, – снисходительным тоном заметил Джо. – Ты должен радоваться, что у тебя вообще есть работа. Подумай, сколько людей сидят без работы и голодают. И запомни: лучше идти три мили пешком с полным желудком, чем спать с пустым.
– Как ты думаешь, Джо, будет забастовка? – спросил Тэд.
– Это вполне вероятно. Если Эндрю Гурли не добьется девятичасового рабочего дня, работа будет приостановлена. И у нас не будет иного выхода, как присоединиться к другим бастующим. Мы должны сплотиться, если хотим добиться чего-то от наших работодателей.
Сейчас Джо говорил рассудительным, почти торжественным тоном, так, словно перед ним не двое мальчишек, а целая аудитория взрослых рабочих.
– Мой отец говорит, что договориться насчет девятичасовой смены можно и без забастовки, – заметил Боб.
– Твой отец ошибается, – ответил ему Джо. – Без забастовки от них ничего не получишь. Впрочем, мы бы уже давно имели то, чего хотим, если бы рабочие выступили все вместе против хозяев, вместо того чтобы разбиваться на маленькие синдикаты и спорить между собой.
За этим мудрым замечанием последовала тишина, и некоторое время они шли молча.
– Давайте сделаем еще одну пробежку, – сказал Джо через несколько минут.
– Но если мы придем слишком рано, нам придется стоять на холоде у ворот и ждать, когда завод откроется, – возразил Боб.
Джо ласково потрепал его ухо.
– Побежали, лентяй, – сказал он, подталкивая обоих мальчиков вперед.
И снова они бежали по темной, пустынной в этот ранний утренний час дороге. Миновав торфяное болото, они пересекли поля, чтобы срезать угол и не идти мимо причала, и оказались в Джарроу.
Джо старался никогда не ходить мимо причала. Это место напоминало ему о матери, и он тщательно избегал его. Сколько раз ему приходилось ходить к причалу, чтобы забрать мать! Как только они вернулись из Хилтона, Кэтрин снова стала бегать туда каждый день и простаивать часами, устремив взгляд на угольные поля по ту сторону реки, на которых торчали высокие черные столбы. У Кэти уже не было сил бегать всякий раз за ней, поэтому Джо каждый день заходил на причал, возвращаясь с работы, и, если мать была там, приводил ее домой. А мать была там почти всегда. В любую погоду – в дождь, в ненастье, в мороз – она неподвижно стояла на причале, устремив безумный взгляд на виселичные столбы.
Это продолжалось до тех пор, пока в один морозный день – такой же холодный, как сегодня, – она не подхватила воспаление легких. Через две недели ее не стало. Джо очень любил мать и горько оплакивал ее смерть, и все же он не мог не признать, что без матери жизнь стала намного легче. Конечно, он чувствовал себя виноватым, думая так о матери, но ведь и без нее у них с Кэти было достаточно проблем. У них на руках еще оставалась Лиззи. Правда, с Лиззи Кэти управлялась сама, обходясь без его помощи. Он часто – опять-таки не без чувства вины – задавал себе вопрос: сколько еще протянет Лиззи? Лиззи так потолстела и распухла за последние годы, что была почти не в состоянии передвигаться, и Кэти сбивалась с ног, вынося из-под нее горшки и стирая каждый день постельное белье. Ему было очень жаль Кэти, которая из-за сестры почти не выходила из дому. К тому же крики и вой Лиззи – а в последнее время она начала громко выть, и могла выть часами – действовали на нервы соседям, и те уже неоднократно жаловались, грозясь, что вызовут полицию и заставят их отправить сестру в приют для умалишенных.