Дойдя до лестничной площадки, Кэтрин остановилась и помедлила перед дверью спальни. «Почему этому суждено было случиться так поздно?» – подумала она. Десять лет назад, например, тете Кэти было бы легче пережить шок – ведь даже если она будет рада встрече с правнуком, все равно это будет шоком. А сейчас ей девяносто два года, и кто знает, сколько ей осталось жить. Появление потомка Бернарда Розье может показаться ей роковым, – как будто этот человек, принесший ей столько горя в молодости, преследует ее и на краю могилы. Но этот молодой человек так мил, так любезен! Разве возможно невзлюбить его только за то, что его фамилия – Розье?
Кэтрин пересекла лестничную площадку и открыла дверь спальни. При ее появлении старуха, сидящая в кресле возле окна, обернулась и простодушно спросила:
– С кем это Бриджит гуляла в саду, Кэтрин? Я никогда раньше не видела этого молодого человека. Что будет, когда Питер вернется? Это уже третий, который приходит сюда за последнюю неделю.
– Тетя Кэти! – Кэтрин пододвинула стул к креслу старухи и села. Взяв в ладони ее иссохшую сморщенную руку, она сказала: – Этот молодой человек, которого ты видела в саду, пришел не к Бриджит, а к тебе, тетя Кэти.
– Ко мне? – На лице Кэти, покрытом мелкой сетью морщин, отобразилось удивление.
– Да, моя дорогая, к тебе. – Свободной рукой Кэтрин убрала со лба Кэти прядь белых, как снег, волос. – Мы… мы долго не могли решить, провести его к тебе или нет.
– О чем ты говоришь, дитя мое? – Кэти нетерпеливо убрала руку Кэтрин со своего лба и легонько похлопала по ней ладонью. – Ты хочешь сказать, меня желает видеть молодой человек, а ты не знаешь, пропускать его ко мне или нет?
Кэтрин дважды открыла рот, прежде чем решилась заговорить.
– Что бы ты на это сказала, тетя Кэти, – осторожно начала она, – если бы вдруг выяснилось, что у тебя есть правнук?
Наблюдая, как Кэти медленно откидывается на спинку кресла и ее челюсти безвольно разжимаются, заставляя раскрыться рот, Кэтрин испуганно воскликнула:
– О, тетя Кэти, я не должны была сообщать тебе об этом так быстро! Но я не знала, что это так на тебя подействует…
– Все в порядке, все в порядке. Этот молодой человек… он внук Сары?
– Да, тетя Кэти. Он внук Сары, и он приехал из Америки.
– О, Кэтрин, Кэтрин! – Кэти выпрямилась в кресле и, схватив руку Кэтрин, сжала ее с неожиданной силой. – Значит, это она послала его ко мне? О, Кэтрин!
Кэтрин улыбнулась. Шок оказался счастливым, это переживание не повредит здоровью тети Кэти.
– Я сейчас приведу его к тебе, – сказала она, вставая. – Только ты постарайся не разволноваться, ладно? – Она погладила старуху по щеке. – Будь спокойна, ты меня слышишь?
– Я тебя слышу, милая. Иди же, иди за ним. Кэтрин вышла, а Кэти, не сводя глаз с двери в ожидании появления правнука, повторяла себе самой: «Будь спокойна, будь спокойна», но сердце ее билось все быстрее и быстрее.
Когда дверь отворилась и в комнату вслед за Кэтрин вошел высокий темноволосый молодой человек, Кэти показалось, что ее сердце сейчас вырвется из груди, и к ней вдруг вернулись все ее давние страхи. В ужасе она зажала ладонью рот.
Да, Кэти знала, что ей уже очень много лет, знала, что она уже давно превратилась в древнюю старуху, но до самого недавнего времени ей как-то не случалось замечать в себе ярко выраженных симптомов старости. Только совсем недавно она начала ловить себя на том, что не может припомнить событие, происшедшее только вчера или даже несколько часов назад. Но даже в такие моменты ей было достаточно сосредоточиться на несколько минут, чтобы восстановить событие в памяти. Удивительным было другое: чем легче забывалось то, что случилось недавно, тем ярче становилось в ее памяти прошлое, самое далекое прошлое. В последние годы она провела долгие часы, мысленно возвращаясь в те времена, когда была ребенком. Она вновь и вновь переживала те дни, когда совсем маленькой девочкой ползала на коленках среди золы возле шахты, выбирая по кусочку уголь, а мать приходила, чтобы забрать ведра. А еще она сидела на кухне в маленьком тесном коттедже вместе с Лиззи, Джо, дедом и матерью и делилась с ними новостями из хозяйского дома. Потом приходил отец и заставлял ее читать. «Произнеси это слово по слогам», – говорил ей он. Казалось, все это было только вчера… А в последние месяцы ей все время вспоминался тот день, когда мать выстирала всю ее одежду, потому что назавтра она поступала на работу в Гринволл-Мэнор. Ей было одиннадцать лет, и она сидела возле огня, завернутая в одеяло, и наблюдала, как мать гладит ее платья. У этого воспоминания был даже запах – всякий раз, мысленно возвращаясь в тот день, она чувствовала, как пахнет набивная ткань юбки под горячим утюгом. Она видела, как мать дует на угли в печи, чтобы разжечь огонь и разогреть утюг; сняв утюг с печи, вытирает его о кусок мешковины, потом приподнимает и плюет на него. Однажды ее плевок отскочил от утюга и попал ей на руку, и она с перепугу без нужды упомянула имя Господа. «Ах Бог ты мой!» – воскликнула она, но тут же, поняв свою оплошность, извинилась: «Это у меня случайно вырвалось, я не хотела…» Этот день был невероятно ярок в памяти Кэти.
Еще в последнее время она часто видела себя идущую рядом с дедом через поля, сидящую с ним на склоне холма. Она помнила их разговоры, помнила многое из того, что говорил ей дед, и теперь понимала: у него она почерпнула немало мудрости. Ее дед был мудрым человеком. Он не был таким религиозным и богобоязненным, как отец, но в некотором смысле он был мудрее отца… Странно, но ни разу за все это время она не вспомнила о днях, проведенных в Гринволл-Мэноре. Быть может, она нарочно оградила себя от этих воспоминаний, потому что любое воспоминание о жизни в хозяйском доме неизбежно воскрешало в ее памяти ту ужасную ночь – ночь бала…
А теперь все преграды рухнули, и воспоминания хлынули сплошным потоком через эту дверь, в которую вошел он. Он – тот самый, кто надругался над ней в ночь бала. Сейчас он возвращался, чтобы снова мучить ее.
Кэти отпрянула и закрыла глаза, запрокинув голову на спинку кресла. Откуда-то издалека она слышала голос Кэтрин.
– Тетя Кэти, тетя Кэти! – кричала Кэтрин. Потом добавила потише: – Я знала, что это случится. Вам лучше уйти.
– Нет, нет. Не волнуйтесь, я в порядке.
Кэти медленно разомкнула веки. Перед ней стоял Дэниел Розье, который был для нее Бернардом – Бернардом, каким она увидела его в ночь бала, когда он раздвинул шторы и посмотрел на нее в тусклом мерцании свечи. Лицо было в точности тем же – тот же нос, те же глаза, тот же рот… И все-таки это был не Бернард. Этот молодой человек не мог быть Бернардом, потому что он улыбался и разговаривал с ней, а Бернард в ту ночь не сказал ей ни слова.
– Мне очень жаль, что я вас напугал. Может… может, мне лучше зайти в другое время?
Его мягкий, теплый голос никак не соответствовал облику Бернарда Розье. Этот голос опроверг все ее страхи, и Кэти жестом указала молодому человеку на стул, потом, повернувшись к Кэтрин, сказала:
– Я теперь в порядке, Кэтрин. Можешь за меня не волноваться.
– Мне остаться, тетя Кэти?
– Нет, нет, иди. Все будет в порядке.
На пороге Кэтрин обернулась и бросила на Дэниела мимолетный взгляд, который лучше всяких слов говорил: «Не позволяйте ей волноваться».
– Вы должны меня извинить, – сказала Кэти, когда дверь закрылась за Кэтрин. – Но я была шокирована, увидев вас. Я не ожидала, что вы так на него… Я хочу сказать, вы напомнили мне одного человека.
– Да, да, я знаю. Я знаю, что выгляжу в точности так же, как выглядел он в моем возрасте. И, честно говоря, мне это не слишком приятно.
– Так вы знаете, что вы на него похожи?
– Я видел его портрет. Я… для меня это тоже было шоком, поверьте.
Кэти несколько раз кивнула, прежде чем снова заговорить.
– Вы приехали к нам из Америки? – спросила она.
– Да, но в Англии я не впервые. Я учусь в Кембридже. Это мой третий год в университете.
– Но тогда почему вы не приходили сюда раньше? – Лицо Кэти было немного озадаченным.
Дэниел слегка наклонился к ней.
– Я не знал, что у меня есть прабабушка, – сказал он. – Я узнал об этом только… – Он поднял глаза к потолку, стараясь с максимальной точностью вычислить время, когда он об этом узнал. – Я узнал об этом примерно в половине пятого вчера вечером.