– Около трех месяцев, – ответил он, глядя в сторону.
– И за все это время тебе не пришло в голову известить нас о том, что ты здесь?
Он молча посмотрел на нее. Неужели она не понимает? Некоторые женщины слишком наивны.
– Я как-то не подумал об этом, – сказал он, наконец.
Снова оба молчали, и обоим было неловко. Не выдержав, она встала на ноги.
– Хочешь чего-нибудь выпить? У нас здесь где-то есть виски.
– Нет, нет, спасибо.
– Может, выпьешь чего-нибудь горячего? Чашку чаю или какао? Кофе у нас, к сожалению, нет.
– Я с удовольствием выпью чаю.
– Хорошо, тогда подожди минутку. Я быстро.
Ее «минутка» затянулась до пяти минут, и все эти пять минут он просидел неподвижно, глядя прямо перед собой. Когда она вернулась, он понял, почему она отсутствовала так долго, – она причесалась и накрасила губы. И ему вовсе не показалось смешным, что она поспешила привести себя в порядок при его появлении.
– Тебе две ложечки сахара, как и раньше? – спросила она, протягивая ему чашку.
– Нет, одну, – ответил он, смеясь. – Война приучила меня к ограничениям.
Она присела на краешек стула и долго размешивала в чашке сахар, прежде чем заговорить.
– Расскажи мне, что ты делал все это время, – попросила она.
– Что я делал? – Он откинулся на спинку стула и на секунду задумался, потом скосил глаза на погоны своей формы. – Я поступил на службу в военно-воздушные силы, – сказал он.
– Это я уже и так вижу, – кивнула она.
Он наклонил голову и отпил из своей чашки.
– А еще я женился, – спокойно сказал он.
Она вздрогнула и попыталась заглянуть ему в лицо, но он смотрел в свою чашку.
– Ты… ты женился давно? – Ее вопрос прозвучал чисто формально.
– В самом начале тридцать седьмого года.
– В самом начале тридцать седьмого, – повторила она абсолютно бесцветным тоном.
Они внимательно посмотрели друг на друга.
– У тебя есть дети? – спросила она.
– А у тебя?
– Нет.
– Что ж, в этом смысле наши судьбы похожи. – Уголки его рта едва заметно дрогнули.
– Твоя… твоя жена… Она работает на каком-нибудь военном производстве?
Он приподнял брови и снова посмотрел в свою чашку.
– Я не могу знать, что она сейчас делает, Бриджит. Я развелся с ней в тридцать девятом году.
– Развелся! – вырвалось у нее.
Он улыбнулся.
– Тебя это шокирует?
– Нет, нет, меня это ничуть не шокирует, Дэниел. Я… просто мне очень жаль.
– О, здесь не о чем жалеть. Мы расстались по обоюдному согласию, и оба были очень рады этому.
Она не знала, что на это сказать, и ей опять стало неловко. Отчаянно ища тему для разговора, она вспомнила о Гринволл-Мэноре.
– А как поместье? – спросила она. – Ты там бываешь?
– Гринволл? Я был там как раз сегодня.
– Я думала, там разместили военных.
– Там действительно размещали военных, но сейчас одна партия солдат уехала, а другая еще не приехала, и я не знаю, когда они приедут. Но, даже когда они там, в моем распоряжении все равно остаются две комнаты. Я храню в этих комнатах мебель и могу пользоваться ими в любое время. Кстати, ты знала, что месяц назад возле самого дома разорвалась бомба?
– Нет! Нет, я не знала об этом.
– Почти все стекло в доме побилось, и все постройки во дворе разрушены. Насколько мне известно, двое или трое солдат погибли во время взрыва. Когда мне рассказали об этом, я был рад, что не организовал на территории усадьбы школу, а то во время взрыва могли бы погибнуть и дети. Правда, большинство детей сейчас эвакуировано из этих мест, но усадьба отдалена от населенных пунктов и поэтому считается достаточно безопасным местом, – там могли бы расселить детей, если бы я превратил ее в школу.
– Ты хотел превратить Гринволл в школу? – она склонила голову набок, вопрошающе глядя на него.
Он посмотрел на нее, слегка сощурив глаза.
– Ты, наверное, забыла, – сказал он после долгой паузы. – Я уже упоминал об этом.
– О том, что ты хочешь организовать в Гринволл-Мэноре школу? Нет, Дэниел, я никогда об этом не слышала. Если бы ты упомянул об этом, я бы запомнила, потому что я всегда думала, как было бы чудесно иметь свою собственную частную школу.
Он смотрел на нее ничего не выражающим взглядом. Возможно ли, что она не получала его писем? В последнее время он часто задавался этим вопросом. Восемь лет назад, когда она оставила без ответа все его письма и вышла замуж, даже не удосужившись известить его об этом, он был слишком зол и обижен, чтобы задуматься над тем, что эти письма могли вообще не дойти до нее. Но в течение последних лет он часто думал: могла ли она быть такой бессердечной? Могла ли не прийти на встречу, прочитав все то, что он ей написал? А что, если его письма были перехвачены ее семьей и вообще не попали ей в руки? Ведь в таком случае она была в обиде на него за то, что он не давал о себе знать, – вполне естественно, что она посчитала их историю завершенной и поспешила со свадьбой. И вот теперь выяснилось, что она ничего не знает о его планах насчет школы, о которых он писал ей в одном из писем… Неужели ее семья оказалась способна на такую низость?
Он вспомнил их последнюю встречу, боль, написанную на ее лице, и слезы в ее глазах, вспомнил, как она трепетала в его объятиях. Нет, она не смогла бы отказаться от него просто потому, что так хотела ее семья, на то должна быть какая-то другая причина. Теперь он, кажется, докопался до этой причины.
– Ты же знала о моих планах насчет школы, Бриджит, – сказал он. – Я точно помню, что написал тебе об этом в одном из писем.
При этих словах она вздрогнула и быстро поставила чашку на самый край стола, так, что та чуть не упала. Ее губы задрожали, и она посмотрела на него ошеломленным взглядом. Она ничего не сказала, но ее реакция подтвердила его подозрения.
Он подался вперед на стуле и, приблизив лицо к ее лицу, заглянул ей в глаза.
– Я послал тебе несколько писем восемь лет назад, – сказал он очень тихо. – Ты их получала?
Она была не в силах ответить. Она сидела не шевелясь и смотрела в его темные блестящие глаза, а ее сердце кричало: «О, Дэниел! Дэниел!»
– Сначала я послал открытку тете Кэти, – заговорил он. – Помнишь, я предупреждал тебя, что это будет условным сигналом? Я ждал тебя в субботу на дороге в Гринволл, но ты не пришла. В воскресенье я, как и обещал, пришел к вам. Тебя не было дома, и я прождал целый день. Твоя семья уже и не знала, как от меня избавиться, – он слегка улыбнулся. – Так они не сказали тебе, что я приходил?
Она молчала. Не дождавшись от нее ответа, он продолжал:
– А потом я писал тебе письма. Я послал тебе четыре письма, и ты не ответила ни на одно из них. Тогда я решил прийти и рассказать обо всем твоим родным, чтобы избавить тебя от этой неприятной необходимости. Я пришел одним субботним утром. Дом был пуст, были только служанка и тетя Кэти. Я поднялся к тете Кэти, – я помню этот день так, словно это было вчера, – и она сказала мне, что ты обвенчалась с Питером в одиннадцать утра и что вы скоро должны вернуться из церкви. Я видел тебя в тот день, Бриджит. Я стоял под деревьями на другой стороне дороги и смотрел на тебя…
Бриджит чувствовала, как горечь, досада и ненависть переполняют ее душу. Она сейчас ненавидела свою семью так сильно, что это даже напугало ее. Но еще сильнее ненависти было удивление: как они могли так поступить с ней? Они все, должно быть, были замешаны в этом – ее мать, отец, тетя Кэти, даже Нелли. А Питер? Был ли он тоже заодно с ними, знал ли он о том, что происходило? Наверное, знал – не зря ведь он так торопил со свадьбой и даже добился специальной лицензии на брак. А она согласилась выйти за него замуж лишь потому, что не хотела причинять ему боль! Сейчас она спрашивала себя, вышла ли бы она замуж за Питера, если бы знала, что Дэниел был у них в то воскресенье, и если бы получила письма? Ответ был уже ясен ей – нет. Ведь на самом деле она согласилась на этот брак не из жалости к Питеру, а от отчаяния. Во время их последней встречи она просила Дэниэля больше не появляться, но в душе надеялась, что он не послушается ее, ведь он сказал ей, что не собирается сдаваться. Долгие недели она ждала известий от него, но он так и не дал о себе знать, и тогда она решила, что он все-таки сдался. А раз он отказался от нее с такой легкостью, значит, он вовсе не любил ее так сильно, как она думала. Так сильно, как она любила его. Разочарование и горечь и толкнули ее на этот поспешный брак… А пока она тщетно ждала известий от Дэниела, ее семья перехватывала его письма. Кто из них это делал? Ее мать? Вероятнее всего, именно она. Хотя, быть может, это делала тетя Кэти, попросив Нелли доставлять ей все письма.