Он, видимо, считал, что пока это еще не похоже на бред, потому что она услышала его обстоятельные объяснения по телефону. Он вернулся почти сразу со словами:
— Должно быть, мне сегодня суждено нарываться на злющих старых дев. Монахиня сказала, что, если б даже у них было место, все равно бы вам его не дали без врачебного направления. Но мест, у них нет. Тон у нее был весьма кислый.
— Ну, знаете! — хриплым голосом проговорила Миранда. — По-моему, это просто безобразие и подлость с их стороны.
Она села, широко развела руки, и у нее снова началась сильная рвота.
— Спокойно! — крикнул Адам, поднося к кровати таз. Он поддержал ее голову, ледяной водой вымыл лицо и руки, опустил ее голову на подушку, отошел и остановился у окна. — Вот так-то, — сказал он наконец, снова садясь рядом с ней. — Мест у них нет. Койки у них нет. Люльки и то не найдется, судя по ее тону. Картина, кажется, ясная, так что надо окопаться здесь.
— А машину за мной не пришлют?
— Может быть, завтра.
Он снял китель и повесил его на спинку кресла. Потом опустился на колени перед камином и стал аккуратно укладывать растопку наподобие индейского вигвама, сунув в середину комок бумаги, чтобы лучине было на чем держаться. Потом поджег это сооружение и подложил сверху побольше лучин и щепок. Когда все это занялось, стал добавлять дров и подбрасывать угля по нескольку кусков зараз, до тех пор пока огонь не разгорелся вовсю и следить за ним больше не требовалось. Он встал, отряхнул руки; огонь, горевший в камине, светил ему в спину, и волосы у него зазолотились.
— Адам, — сказала Миранда. — Какая вы прелесть! — Он рассмеялся и покачал головой.
— Ну и словечко вы придумали! — сказал он. — Самое для меня подходящее.
— Первое, что пришло мне в голову, — сказала она, опершись на локоть, чтобы быть поближе к огню. — И камин как быстро разожгли!
Он снова сел к ней на кровать, подвинул стул и положил ноги на рамку под сиденьем. Они улыбнулись друг другу впервые за эту ночь.
— Не лучше вам? — спросил он.
— Лучше, гораздо лучше, — сказала она ему. — Давайте поговорим. Давайте расскажем друг другу, как мы собирались жить.
— Вы начинайте первая, — сказал Адам. — Я хочу знать про вас все.
— Вам, пожалуй, покажется, что жизнь у меня была тяжелая, — заговорила она. — Может, так оно и есть, но сейчас я не отказалась бы от такой жизни. Вернись прежнее, я почти всем осталась бы довольна. Это, конечно, неправда, но такое у меня сейчас чувство. — И, помолчав, добавила: — Да и рассказывать-то, собственно, не стоит, если скоро всему конец, а я ведь всю жизнь готовилась к чему-то, что произойдет со мной, когда для этого настанет время. А до сих пор ничего особенного не было.
— Но то, что было до сих пор, разве мало чего стоило? — спросил он совершенно серьезно, точно ему было важно знать это.
— Если сейчас подошло к концу, тогда мало, — упрямо стояла она на своем.
— А вы никогда не были… счастливы? — спросил Адам, явно боясь этого слова; он стеснялся его, так же как слова «любовь», и произносил-то, наверно, впервые и был не уверен в его звучании, в его смысле.
— Не знаю, — сказала она. — Я просто жила и жила и никогда ни о чем таком не задумывалась. Хотя то, что мне было по душе, я помню, и свои надежды тоже помню.
— Я собирался стать инженером-электриком, — сказал Адам. И замолчал. — Вот вернусь, тогда закончу образование, — добавил он спустя минуту.
— А жизнь вы любите? — спросила Миранда. — Любите хорошую погоду, и разные пестрые краски в разное время дня, и разные звуки, когда дети кричат на соседнем дворе, и автомобильные гудки, и маленькие уличные оркестрики, и запахи еды, которую готовят на кухне?
— Плавать я тоже люблю, — сказал Адам.
— И я, — сказала Миранда. — А мы с вами ни разу не ездили купаться. Вы помните какие-нибудь молитвы? — вдруг спросила она его. — В воскресной школе много всяких выучили?
— Да нет, не очень, — признался Адам, не испытывая ни малейшего смущения по этому поводу. — Ну, «Отче наш», конечно.
— А еще есть «Богородица», — сказала она. — И потом одна очень полезная. Она начинается так: «Исповедуюсь всемогущему Господу Богу и приснодеве Марии и святым апостолам Петру и Павлу…»