Вечные облака... - В пародийных целях Теккерей приписал эти слова из комедии древнегреческого драматурга Аристофана "Облака" римскому историку Корнелию Непоту.
О. Й. - Оливер Йорк, выдуманный Теккереем редактор "Журнала Фрэзера".
Беттертон Томас (1635?-1710) - актер и драматург, директор ряда лондонских театров.
Невозмутим, он наблюдает бой... - Строки из поэмы Аддисона "Поход" (1704) даны в переводе Н. Вольпин.
"Великий Кир" - десятитомный роман французской писательницы Мадлен да Скюдери (1607-1701).
Святая Мария-паромщица - легенда связывает церковь под таким названием, на южном берегу Темзы, с некоей Марией, задолго до существования постов занимавшейся перевозом людей через реку.
Стелла и Ванесса - имена, которые Свифт дал двум женщинам, любившим его, - Эстер Джонсон и Эстер Вэннемери.
Гай Джон (1685-1732) - поэт и драматург; Арбетнот Джон (1667-1735) ученый врач и автор политических памфлетов.
Сэмюел Джонсон (1709-1784) - поэт, драматург, журналист, издатель Шекснира, автор толкового словаря английского языка; написал биографию своего друга Ричарда Сэведжа (1697?-1743), второстепенного поэта и драматурга, умершего в нищете.
С редакционной сноской, относящейся к 1869 г., когда "Кэтрин" была впервые переиздана, нельзя не согласиться: подробности убийства и казни, занимающие в "Журнале Фрэзера" три страницы мелкого шрифта, отвратительны и в литературном отношении неинтересны. В книжных публикациях опущены также шутливые предложения Теккерея об использовании сюжета "Кэтрин" в живописи и на сцене. Приводим одно из них:
Живая картина. Финал.
Синий свет. Зеленый свет. Оркестр в полном составе. Кэтрин горит на костре. На заднем плане вешают Биллингса.
Три вопля жертвы! Палач вышибает ей мозги поленом. Боже, храни королеву! Деньги обратно не возвращаются.
Грудным детям вход не воспрещен, скорее напротив.
...великолепный, как в первый день. - Намек на строки из "Фауста" Гете (пролог на небе):
И, словно в первый день созданья,
Величествен вселенной ход.
(Перевод Н. Холодковского)
Велинда - героиня поэмы Попа "Похищение локона".
Afflavit Deus [et dissipantur] "Дунул Господь - и они рассеялись". Надпись на медали, вычеканенной в честь победы английских кораблей над Испанской армадой в 1588 г.
Блекмор Ричард (1650?-1729) - придворный врач и поэт; Деннис Джон (1657-1734) - драматург и критик; Спрат Томас (1635-1713) - священник, поэт, математик, один из первых членов Королевского общества (Академии наук); Помфрет Джон (1667-1702) - поэт. В свое время пользовались известностью, ныне забыты.
Хорсмонгер-лейн - отнюдь не адрес автора, а название тюрьмы в Лондоне, закрытой в 1877 г. Здесь Диккенс в 1849 г. видел казнь супругов Мэннинг, после чего выступил в печати с протестом против публичных казней.
В журнальном варианте повести есть еще два абзаца - предпоследние, тоже исключенные из последующих изданий. Приводим их полностью:
"Начать хотя бы с мистера Диккенса. Нет человека, который, читая замечательный роман "Оливер Твист", остался бы равнодушен к бедной Нэнси и ее убийце, не смеялся бы до упаду над проделками Ловкого Плута и его сотоварищей. Таково могущество автора: читатель сразу становится его пленником и готов идти, не рассуждая, куда ни поведут. А к чему нас приводят? Заставляют с замиранием сердца следить за преступлениями Феджина, проливать слезы сочувствия над судьбой заблудшей Нэнси, испытывать к Биллу Сайксу жалость пополам с восхищением и просто-таки наслаждаться обществом Плута. Все названные герои со страниц романа шагнули на театральные подмостки, и лондонская публика, от пэров до трубочистов, с глубоким интересом вникает в жизнь кучки воров, убийц и проституток. Премилая компания, и каждый из них не лишен человеческих достоинств, но знаться с ними ни для кого не полезно. Самое благоразумное вовсе о них не говорить; ибо нет писателя, который бы сумел или посмел рассказать всю правду; а раз нельзя полностью обрисовать их пороки, незачем ex-parte {Односторонне (лат.).} распространяться об их добродетелях. Что повлек за собою "Оливер Твист"? Публика разохотилась на непривычную остроту переживаний, на добрые чувства к ворам - и вот на свет явился "Джек Шеппард". Сам Джек, две его жены, его верный сподвижник Синий и его пьянчужка мамаша, эта предобрая Магдалина, - с какой неподражаемой истовостью повествуется об их похождениях, как простодушно и красочно живописует биограф Джека все его дела и заслуги! Нам, правда, внушают, что Уайльд достоин осуждения - но за что? За то, что он, такой-сякой, выдавал воров! Однако сколь ни дурна, нелепа, чудовищна заложенная в книге идея, мы читаем, читаем и не можем оторваться. Автор с большим уважением относится к своему предмету, непоколебимо веря в его значительность. Ни тени усмешки нет в его сочинении; все мысли, и вредные и полезные, разработаны им с одинаковой серьезностью и тщанием; и в прекрасное описание бури на Темзе или великолепный рассказ о побеге из Ньюгетской тюрьмы вложено не меньше труда, чем в сцены в Уайтфрайерсе или разговоры у Уайльда, своею ненатуральностью превосходящие все когда-либо написанное. Нас, впрочем, интересуют не литературные достоинства упомянутых романов, а ньюгетские элементы их содержания, которые не только портят вкус читателей, но, что гораздо хуже, делают для них преступление чем-то обыденным и привычным. Читая "Джонатана Уайльда", даже совершенный болван не усомнится в том, что это зловещая сатира, и ему не придет в голову восхищаться героем, которого сам автор открыто и горячо презирает, горькое остроумие "Оперы нищих" бьет по сильным мира сего, показывая их сходство с прохвостами, выведенными в пьесе; и пусть под личиной искрометного веселья иной тупица и не разглядит прикрытой ею неприглядной действительности, но мораль сатиры ясна, стоит только дать себе труд вдуматься. А вот в страданиях Нэнси и в подвигах Шеппарда мы такой морали не обнаружили; в одном случае нас откровенно хотят разжалобить, в другом - заставить нас восторгаться мужеством разбойника. Проститутка вполне может быть образцом душевной чистоты, а вор отважным, как герцог Веллингтон; но не стоит заниматься ими, их пороками и добродетелями. Сцены в работном доме из "Оливера Твиста" и в Флитской тюрьме из "Пиквика" истинно трогательны в своей глубокой правдивости - пусть будет сколько угодно таких сцен; пусть будет как можно больше участия к бедным, сострадания к обездоленным; но во имя здравого смысла не будем тратить жар своего сердца на убийц, насильников и прочие исчадия ада!"