- Дэлтон Джоун, - буркнул я и сделал вид, что отхлебнул из бутылки.
Миловидная женщина в бледно-голубом спортивном костюме, белых "найках"-и лавандовой налобной повязке припарковала коричневый "мерседес" перед самой библиотекой и вылезла, держа в руках пять или шесть книг. Проходя мимо меня, она демонстративно смотрела в противоположную сторону.
- Джордж Скотт, - пробормотал я и, привстав, хорошенько шлепнул ее по заду.
Она резко рванула вперед и скрылась в библиотеке. Я взял в рот немного мускателя, позволил вину свободно вылиться на подбородок и облить куртку. За дверью послышались возбужденные голоса.
- Майкл Эндрюс... Реджи Смитт... - Я высморкался в ладонь и вытер ее о рубашку. - Хоук Хэндерсон... Тони Си. - И, повысив голос, прорычал: - Хосе, мать его, Тартабулл!
Со стоянки возле мэрии вырулила черно-белая полицейская машина и медленно направилась в сторону библиотеки.
Я встал и грохнул бутылку о ступени лестницы.
- Джо Фой, - проговорил я с холодной яростью. Затем расстегнул ширинку и стал деловито мочиться на газон. Я их провоцировал.
Патрульный автомобиль остановился рядом, не дав мне закончить дело, и из него вылез миллриверский коп в красивой коричневой униформе. Он носил свою шляпу надвинутой прямо на переносицу, как морской пехотинец времен вьетнамской войны.
- Стоять и не двигаться!
- А я им и не двигаю, офицер. - Я хихикнул, слегка покачнулся и рыгнул. Коп стоял прямо передо мной.
- Застегнись, - рявкнул он, - тут женщины и дети.
- Для женщин и детей - все что угодно, - пробормотал я, наполовину застегнув ширинку.
- Какие-нибудь документы есть? - спросил коп.
Я пошарил вначале в одном заднем кармане, затем в другом, затем в передних карманах джинсов. Прищурившись и стараясь внятно рассмотреть полицейского, пожал плечами.
- Хочу заявить о пропаже бумажника, - сказал я, как можно тщательнее выговаривая слова, словно человек, который изо всех сил старается не казаться пьяным.
- Хорошо, - проговорил коп. - Иди к машине. - Он взял меня под руку. Руки на крышу. Ноги врозь. Ты, наверное, не раз такое проделывал.
Он ботинком постучал по внутренней стороне моей здоровой лодыжки, чтобы я пошире расставил ноги, а затем быстро обыскал.
- Как зовут? - спросил он, закончив.
- Что, так и стоять? - Я положил голову на крышу машины.
- Можешь выпрямиться.
Я остался в положении "голова-на-крыше" и ничего не ответил.
- Я спросил, как зовут, - повторил коп.
- Требую адвоката, - сказал я.
- А кто твой адвокат?
Я перекатился по крыше автомобиля и встал к копу лицом. Ему было лет двадцать пять. Красивый загар, чистые голубые глаза. Я нахмурился.
- Спать хочу, - заявил я и стал сползать по крыше машины на землю.
Коп подхватил меня под мышки.
- Нет, - сказал он. - Не здесь. Пошли.
Проведешь ночку с нами, а наутро поглядим...
Я позволил сунуть себя в машину и отвезти в участок. Без двадцати минут пять я стоял перед камерой в милл-риверской тюрьме. Задержан за пьянство и мочеиспускание в общественном месте. Записан под именем Джона Доу[Джон Доу - вымышленное имя. Некто задержанный. Аналогично русскому Иван Иванович Иванов. ]. В углу камеры находился фаянсовый унитаз без стульчака, раковина, а рядом - бетонная койка с матрасом, без подушки и со скатанным военным одеялом в ногах. Арестовавший меня офицер отворил дверь второй камеры. Первая была пуста. Дальше находились еще две.
- Минутку, - попросил я. - Хочу увидеть остальных гостей.
Я рванулся дальше и увидел в четвертой камере Хоука, лежащего на спине, закинув руки за голову.
- Эй, дядя Том! - рявкнул я. - Не сыграешь ли на своей гармонике что-нибудь для нашего миляги надзирателя?
Хоук безо всякого выражения осмотрел меня.
- Может, и поиграю, только не на гармонике, а на твоей башке, белопузый, - ответил он.
- Идем, идем, - сказал молодой коп. Он схватил меня за воротник рубашки и втолкнул в камеру. Проспись. И не смей заводить ниггера!
Он вышел и запер камеру, оставив меня в одиночестве. Ну, кто это утверждал, что меня невозможно арестовать?
4
МНЕ ПОЛАГАЛОСЬ БЫТЬ пьяным в СТЕЛЬКУ, к ТОМУ ЖЕ я не спал два дня, а мой грандиозный план побега мог осуществиться только после полуночи, поэтому я соорудил из одеяла подобие подушки и заснул.
Проснувшись, я понял, что сейчас глубокая ночь. Наручных часов у меня не было, да и настенных было не видно, но вокруг царила такая гнетущая тишина, которая бывает лишь в два часа ночи. Каков бы ни был час, время подошло.
Я потихоньку снял гипс и вытащил из-под пятки пистолет. Встал и почувствовал, насколько неудобно ходить в одном ботинке. Поэтому не колеблясь скинул второй и босым пересек камеру. Выпустив рубашку наружу, я заткнул за пояс джинсов пистолет, прильнул к прутьям решетки и громко произнес:
- Эй, дядя Том!
Через две камеры раздался голос Хоука:
- Это ты мне, козел?
- А здесь еще есть кто-то, - сказал я, - кого бы звали, как тебя?
- Кроме нас, здесь никого нет, белый.
- Хорошо, а сколько времени?
- Ты меня разбудил, чтобы узнать, который час?
- Неужто ниггеры спят? - изумился я.
- Когда ты заснешь, я доберусь до твоей белой задницы, козел.
- Неужели ты хочешь спать, дядя Том?
Я взял ботинок и принялся громыхать им по прутьям решетки, точно так же, как детишки проводят, палкой по заборам.
- Как тебе мой там-там? Немного африканских ритмов не помешает?
- Я на тебе отыграюсь, белый ублюдок, - сказал Хоук.
Я принялся лупить по прутьям каблуком и очень громко напевать:
- Бонго, бонго, бонго, я не покину Конго. Нет, нет, нет! Бунги, бунги, бунги, как хорошо мне в джунглях! Так хорошо мне в джунглях, что не покину их!
Тогда Хоук принялся орать, чтобы я заткнулся. Тут зажглись лампы под потолком, и из кабинета вышел круглолицый коп с короткой стрижкой.
- Что здесь происходит? - рявкнул он.
- Колыбельную ниггеру пою, - ухмыльнулся я.
- Этот придурок совсем чокнутый, - сказал Хоук.
Я принялся напевать еще громче. Круглолицый направился ко мне. В правом кармане форменных брюк у него лежала обтянутая кожей битка, которую он и вытащил на ходу.
- Ты, - обратился он ко мне, - заткни рот.
Сейчас же.
- И в камере грязной, сырой и холодной явился, как тень, очень черный старик! - Я неуклюже изобразил подобие мелодии, ударяя башмаком по стене. Вернее, половину мелодии, ведь башмак был один.
Круглолицый обернулся и крикнул:
- Эй, Мори, иди сюда.
Появился второй коп, несколько повыше мордатого, с удивленным выражением простофили-деревенщины на лице. Его волосы были зализаны назад и разделены посередине пробором. Я продолжал орать. Хоук замолк. Мордатый кивнул на меня, Мори щелкнул замком, и дверь в мою камеру открылась. Мордатый вошел, постукивая себя по ноге биткой. Мори миновал коридор и вошел следом. Он снимал с пояса наручники.
- Что это вы, ребята, задумали? - спросил я.
- Хотим показать, как нужно затыкаться, - ответил Мордатый.
Я сунул руку под рубашку и нервно почесал брюхо:
- Я просто хотел подразнить черномазого.
- Повернись спиной, - сказал Мордатый, - и заведи руки назад.
Я вытащил из-под рубашки пистолет и наставил дуло на эту парочку.
- Попробуйте только пикнуть, - предупредил я, - пристрелю.
Оба мгновенно превратились в ледяные скульптуры.
- Руки за голову, подойти и встать лицом к стене.
Они без звука выполнили требуемое. Я вытащил их табельное оружие. У Мордатого оказался стандартный 38-й калибр, зато у Мори - "магнум" 44-го калибра. С такой пушкой только на китов охотиться.
- Кто на коммутаторе? - спросил я.
- Мэдилин, - ответил Мордатый.
- Отлично. Итак, чтобы не причинить вреда ни себе, ни ей, сидите тихо, как в могиле. Я собираюсь открыть дверь другой камеры, но при этом глаз с вас не спущу.