Если я играю с напором, если я играю со злостью, черт, да если я живу с этой яростью, то это потому, что ярость и боль – близкие родственники. Боль ведет к ярости. Но учитывая времена и дом, в котором я воспитывался… этой ярости невозможно было дать выход. Дети не могут огрызаться на родителей. И потому никто из нас, детей, не говорил ничего, что могло бы спровоцировать ярость Эрнеста. И мамы тоже.
У мамы было много разных сторон. Она не курила, не пила – с этим все было нормально. И это хорошо. Это удерживало меня на праведном пути. Порой она поносила своих «Свидетелей Иеговы» за то, что они делали ей выговоры. Иеговы говорят делать то, Иеговы говорят делать это. А потом она оборачивалась и принималась за меня за то, что я нарушил какое-то из ее правил.
Когда меня порол по заднице Эрнест, я фантазировал о том, как мой настоящий отец прибегает спасать меня и, словно Бэтмен или Супермен, вышибает дверь, чтобы вломить моему отчиму. «Нельзя вытворять такое с моим сыном! А ну-ка не трогай мальчика! Это мой ребенок!»
Но эти фантазии жили недолго. Мой настоящий папаша по-прежнему оставался для меня призраком. Эрнест продолжал устраивать мне взбучки – до тех пор, пока я не стал покрупнее и не показал ему, что готов давать сдачи за то, что получаю, – и даже сверх того.
Это плохие воспоминания. Хорошие связаны с Багом. Переезд в Молдин означал воссоединение с Багом.
Когда я впервые увидел его после стольких лет разлуки, я был шокирован. И взволнован. Баг и его родители, мистер и миссис Питерс, жили неподалеку. Воссоединение согрело мое сердце теплом.
Баг отрастил себе бороду, волосы вовсю росли у него на руках и ногах. Он был кривоногим. И пока я стремительно рос, он оставался маленьким – не выше 165 см.
И именно Баг, кстати говоря, познакомил меня с Билли, Кевином и всеми пацанами, которые рубились в баскет по-серьезному. Именно в Молдине началась моя баскетболомания.
Derrick Coleman / Деррик Коулмэн
Когда в начале подросткового периода я начал бурно расти, у меня появились некоторые комплексы. Это может показаться странным. Я знаю, что высокий рост обычно считается хорошим признаком. Но в случае ребенка высокий рост означает, что ты всегда на виду. Ты не можешь спрятаться. Ты – в эпицентре внимания. И если ты не уверен в себе изначально – как многие дети, – то ты не захочешь, чтобы тебя замечали. Ты будешь ощущать неловкость. Будешь чувствовать себя ошибкой природы. А для застенчивого меня всеобщее внимание было последним, о чем я мечтал.
Когда я ни с того ни с сего вдруг вымахал до размеров полноценного взрослого мужчины, я столкнулся с трудностями: ведь привыкнуть к тому, что ты был нормальным, а стал абнормальным, непросто. В этом отношении больше всех мне помогла Мама. Я уже рассказывал о суровой стороне ее характера. Впервые я увидел, как человек стреляет из оружия, когда Мама спустила курок. Попросите меня назвать одного человека, которого я боялся всю свою жизнь, и я назову Маму.
Однако при всем этом Мама обладала мудростью и храбростью и могла наставить меня на путь истинный.
Порой, когда Мама видела, что я падал духом, она останавливала меня и выводила на разговор.
«Что случилось?» – спрашивала она.
Я начинал бормотать что-то невнятное, пока наконец не выкладывал ей, что чувствую себя странно и неловко.
«По поводу чего?»
«По поводу своего высокого роста».
«Пацан, – говорила она, – нет никаких причин чувствовать себя неловко по поводу чего-либо. У тебя есть все поводы чувствовать себя отлично. Каждый мальчик хочет быть высоким. Каждый мужчина хочет быть высоким. Высокий рост означает, что ты можешь смотреть поверх всех остальных. Что ты благословлен. Сейчас я вижу, как ты сутулишься, вижу, как подаешься вперед. И больше не хочу этого видеть. Хочу, чтобы ты стоял прямо. Прямо и ровно. Прямо и гордо. Чтобы ты гордился тем, что ты высокий. Гордился тем, кто ты есть».
Когда я сильно прибавил в росте, баскетбол стал казаться мне более привлекательным видом спорта, нежели футбол. Я рос так быстро, что мой рост опережал мою координацию.
Поэтому первым, на чем я сосредоточил свое внимание, был дриблинг. Я стал одержим дриблингом. Утром перед школой я просыпался в пять часов, одевался, хватал книжки и мяч и крадучись выбирался из дома, чтобы никого не разбудить. Я скидывал книжки у автобусной остановки, брал мяч и шел вверх по Бассвуд, длиннющей улице в квартале. Затем я проходил с мячом вниз по улице, а затем поднимался обратно наверх. И не прекращал, пока все не начинали появляться у остановки. Сперва я вел мяч одной рукой. Потом другой. Уверен, соседи меня просто ненавидели. Звук постоянно ударяющегося мяча, должно быть, сводил их с ума. Либо они очень крепко спали, либо были просто добродушными по характеру людьми, потому что никто и никогда не просил меня прекратить стук.