— Знаешь, — Нери посмотрела на меня искоса, тоже оценивая, — говоря о самце, я не шучу. Где, говоришь, сейчас твой Дейриган? На Гебуме? Так вот, на Гебуме военные базы, а это значит мужчины, много мужчин – вышколенных, отборных. Понимаешь, о чем я?
— Мне не нравятся военные.
— Почему?
— У них особый склад ума. Ты сама сказала – они вышколенные, как андроиды. Даже не шелохнутся без приказа. А мне нравятся люди творческие, интересные, с полетом мысли.
— Одно другого не исключает. Если, конечно, выбирать не рядового «андроида», а как минимум майора. Там тебе и полет мысли, и креативность… Я хочу такого мужчину, — мечтательно протянула Нери, — сильного, властного. Такого, чтобы перед ним лишний раз вдохнуть боялись. Знаешь, как возбуждает, когда все боятся твоего мужчину?
— Нери, ты больная, — покачала я головой.
— Нет, я здоровая. И адекватная. Пусть другие говорят, что им нужна любовь и бла-бла-бла… В реальной жизни все просто: есть альфы и омеги. Правда в том, что хорошо живется только с первыми. Не желаю связываться со слизняками, которые всегда на вторых ролях. И ты не смей.
— Не указывай мне.
— Ну-ну, не шипи, Котенок. Я и так знаю, что ты девочка самостоятельная. Главное, не прогадай.
Я закатила глаза. С детства меня опекают старшие сестры, и больше всех – Нери. Наша фамилия «Унсури» в переводе означает «кошка», оттого нас, дочерей Рода Унсури, называют «кошечками». А я, как младшая дочь, зовусь соответственно «котенком».
Кто-то из посетителей кафе попросил увеличить громкость, чтобы послушать выступление Гоина Малейва. Я тоже посмотрела на огромный экран на стене. Малейв вещал что-то о вложениях в оборону. Как всегда, выглядел он устрашающе; в Союзе его прозвали Монстром за агрессивную манеру вести дела и бесчувственность. Однако такой его образ пошатнулся с тех пор, как он женился на никому не известной девушке с никому не известной планеты[1].
— Вот он, твой альфа, — сказала я Нери. — Ты всегда им интересовалась. Что же на экран не смотришь?
— Он был альфой, пока не связался с той костлявой девчонкой.
— Ревнуешь?
— Ревность – это пошло. И вообще, меня настораживает твоя привычка приписывать мне слабости.
— У всех есть слабости.
— Кроме меня, — самоуверенно возразила Нери, но ей идет самоуверенность.
Я заметила заинтересованный взгляд хорошо одетого гражданина, сидящего за соседним столиком. Он смотрел на Нери. Жаль, что он так молод, сестре нравятся мужчины постарше, которые лучше собой владеют и так открыто одобрение не показывают. А этот разве что не кричит глазами: влюблен…
Мужчина решился на атаку: поднялся, пригладил и без того идеально лежащие волосы, подошел к нам. Я уже привыкла к подобным сценам и не отдала должное тому, как мило он рассыпался в любезностях. Он тщетно пытался скрыть волнение и, в общем, не представлял для Нери интереса. Ее очаровывают такие мужчины, в присутствии которых становится страшно – она называет это харизмой.
Я думала, сестра быстро избавится от предсказуемого поклонника, но она была с ним на удивление мила и даже дала контакты. Получив желаемое, тот удалился. Даже мне он показался скучным, а уж Нери и вовсе, наверное, его в слизняки записала; она не любит, когда с ней сюсюкаются, желают угодить.
— Он же не в твоем вкусе. Зачем дала свои контакты? — спросила я.
— Видела, какие накопители на его перстнях? Высший класс. Такие штучки далеко не все могут себе позволить, значит, он богат, и значит, может быть полезен.
Люблю Нери за ее смелость делать то, что хочется, за вкус к жизни, за сильный характер, за то, что она, как кошка, всегда приземляется на лапки. Но с каждым годом ее желание стать значимее в обществе становится все сильнее. Да и про деньги она постоянно упоминает в разговорах, хотя наш Род в числе бедных не состоит.
— И не надоедает тебе такая охота?
— Я прекращу охоту, когда поймаю достойную дичь. И ты тоже шевелись, иначе тебя и впрямь сочтут второй кровью и запрячут в глуши, где ты зачахнешь от тоски, прежде чем придумаешь, как оттуда выбраться. Помни, что я сказала про Гебуму: военные базы, отборные самцы…