— Принесите воды, будьте добры.
— Но…
— Пожалуйста.
Козловски отошла. Мужчина же подошел ко мне и тихо спросил:
— Почему вы не смотрите на него, Кэя? Почему вы не смотрите на Улыбашку?
— Не могу…
— Его заберут и унесут, и никогда больше вы его не увидите. Имейте смелость взглянуть на него в последний раз.
Он прав – нельзя даже не взглянуть на Улыбашку напоследок, как бы тяжело ни было. Я думала, что не смогу ничего испытать, но один только взгляд на крупное тело, на неловко подогнутые лапы, на морду, которая имела необычный «улыбающийся» окрас заставил мое сердце сжаться в спазме боли.
Вслед за первым спазмом последовал второй. Паралич спал, и я, всхлипнув, подошла к запирающему механизму, но открыть так и не смогла: пальцы не слушались… Ветеринар вместо меня открыл вольер; я зашла внутрь, подошла к тхайну и опустилась рядом с ним. Подняв дрожащую руку, коснулась его шерсти, провела по ней…
Я гладила тхайна, как он любил, не замечая, как расплывается все перед глазами из-за слез, и как они прокладывают на щеках соленые дорожки, скатываются по подбородку и падают на комбез, на шерсть тхайна…
Прощай, дружище.
Спи спокойно.
До отправки аэробуса оставалось минут десять. Джуди то и дело поглядывала на часы; девушка старалась казаться веселой и улыбаться, но ее предавали глаза, в которых стояла грусть, и губы, весьма криво и ненатурально изображающие улыбку.
— Хватит уже стараться, Джуди. Не улыбайся, если не получается, — сказала я.
— Не хочу, чтобы ты запомнила меня хмурой.
— Хмурой точно не запомню, — успокоила я. — Запомню веселой и жизнерадостной.
— Ты говоришь так, будто мы расстаемся навсегда…
— Строго говоря, вряд ли мы когда-нибудь еще пересечемся.
— Но встреча возможна, не так ли? У тебя есть мои контакты, у меня твои, так что не так уж мала вероятность, — заявила землянка уверенно. — Хотя… зная ваших, отлично понимаю, что ты от моих контактов сразу избавишься. Ты же вон какая, а я так… недоразумение.
— Я не выброшу твои контакты, Джуди. Скорее ты мои потеряешь или забудешь обо мне, ведь ты у нас особа увлекающаяся, общительная. Тебя всегда окружают люди. Хотела бы я быть такой.
Козловски вздохнула.
— Лучше тебе не быть на меня похожей, потому что быть мной – это, знаешь ли, так себе… Я немножко двинутая. Может, даже и «множко». Поэтому ни капли мне моя общительность и веселость не помогают. Меня считают придурковатой и стараются избавиться, выжить из любого коллектива… чувствуют, наверное, ненормальность. Вот такая я – вынужденная одиночка. Так что я знаю: и ты радуешься, что наконец от меня избавишься.
— Да, радуюсь. Тому, что познакомилась с тобой.
Девушка скептически хмыкнула.
— Правда, Джуд, — сказала я.
— Ладно, глупый разговор ведем… ни к чему это все. Пока, что ли, Задница?
— Пока, Пузо.
Мы неловко обнялись, и я пошла к аэробусу. Козловски и прочие провожающие толпились у аэроплощадки, что-то выкрикивали тем, кто улетал, махали руками. Станционные приборы и инфобраслеты я уже сдала, поэтому задерживаться причин не было. Заняв свое место в аэробусе рядом с Дейриганом, я посмотрела в окно на Козловски.
Девчонка (все никак не могу принять, что она меня старше!), стояла, сложив руки на груди, и смотрела на меня. Глаза у нее грустные… А я только сейчас поняла, что эта грусть в ее глазах всегда была. Она действительно немножко двинутая, а может, и множко – как она сама и сказала. Но это не отменяет того факта, что она станет моим самым светлым воспоминанием о Гебуме.
— Необычная девушка эта Джуди Козловски, — сказала я. — В хорошем смысле необычная.
— Да, хорошая, — с готовностью подтвердил Дейри.
Двигатели аэробуса заворчали громче, и он мягко оторвался от площадки. Пассажиры пристегнули себя и свой багаж – багажное отделение в этой модели аэробуса не предусмотрено – и стали ждать, когда махина поднимется выше. Я смотрела на модули станции, пока те не стали мелкими-мелкими, а потом и вовсе не затерялись в зеленом царстве джунглей.
Аэробус набрал высоту и скорость.
Смотреть в окна стало неинтересно – сплошная смазанная зелень внизу – и я начала устраиваться на сиденье поудобнее. Дейригану тоже было неинтересно смотреть в окна; с некоторых пор ему интересно смотреть только на меня. Взяв меня за руку, он произнес: