— Ну, почему же, Лин? И для этого тоже.
Лин прищурился:
— Как тебя понять, Отти?
— Вы слишком откровенно выталкиваете меня с Несс.
— Разве вам не пора возвращаться?
Ну да, подумал я с раздражением.
На Европе меня тоже старались как можно скорее спровадить на Землю.
Сотрудники станции, видите ли, всячески ручались за гляциолога Бента С. Они, видите ли, работали с ним, они жили с ним. Они, видите ли, так давно жили с ним, что знают о нем все. Они, видите ли, не хотят из-за какого-то заезжего инспектора расставаться с человеком, к которому давно привыкли. Да и где им найти замену такому талантливому сотруднику? Ну да, Уве Хорст погиб, но это несчастный случай. Почему им надо терять еще и Бента С? Разве Земля пришлет им замену? После гибели Уве Хорста на Европе осталось всего тридцать шесть человек. Зачем снимать с планеты Бента С? Он нужный человек. Если даже он ошибся, он не совершит такой трагической ошибки во второй раз. Его опыт сейчас особенно важен на ледяной Европе. Вот инспектор, это, конечно, другое дело… Вот инспектору давно пора на Землю… Ведь всем известно, что там, где находится инспектор Управления, всегда происходят неприятности… Почему-то никому в голову не приходит, что афоризм вывернут наизнанку… Они все там, на Европе, больше верили Бенту С, чем мне… Правда, они не знали, что гляциолог почти три минуты разговаривал со своим напарником Уве Хорстом.
Почти три минуты!
Бент С. сказал мне наедине: «У вас каменное лицо, инспектор. Но вы ведь не снимете меня с Европы? Я вовсе не трус, я никого не предал. Просто все произошло слишком неожиданно».
«Неожиданное всегда происходит неожиданно».
Бент С. промолчал.
И тогда наконец я выложил свой главный аргумент: «Скажите честно, Бент. Честно, и только мне. Где вы потеряли три минуты?»
Он побледнел.
Мы сидели с ним в пустом переходе Базы.
Было холодно, зато не было людей.
«Я просчитал каждый ваш шаг, Бент. Я трижды выезжал с вами на место трагедии, и несколько раз я побывал там. Думаю, что вам нелегко было в следственном эксперименте вновь и вновь толкать перед собой тележку Хансена, зная, что Уве Хорста больше нет, что его не вернешь никакими следственными экспериментами. Я сразу заметил, что вы инстинктивно замедляли шаг. Вы медлили, Бент. Вы старались уложиться в какое-то только вам известное время. Но я вычислил это время, Бент. Во всех трех следственных экспериментах вы старались потерять почти три минуты. Целых три минуты. Это не мало. При некоторых обстоятельствах это целая вечность».
«Я мог поскользнуться… Упасть… Я не помню…»
«Вы не падали, Бент».
Он с мучительным выражением на лице уставился на меня:
«Кажется, я, правда, не падал…»
«Вот именно, Бент, не падали. Расскажите мне все, и я оставлю вас на Европе. В принципе, это служебный проступок, но я готов оставить вас на Европе, если вы докажете мне, что способны говорить правду. Вы ведь хотите остаться на Европе, Бент?»
Он кивнул.
«Тогда расскажите все».
«Зачем?» — негромко спросил он.
«Чтобы знать, что в будущем на вас можно положиться».
И он признался:
«Уве умер не сразу. Я слышал его. Я разговаривал с Уве Хорстом. Почти три минуты его рация работала».
«Что он сказал вам?»
Бент С. поднял на меня мрачные глаза:
«Я сказал вам больше, чем даже мог, инспектор. У меня нет сил, но я ответил на все ваши вопросы. Не требуйте от меня большего»
Бент С. не заслуживал будущего, по крайней мере, на Европе.
От Уве Хорста он услышал что-то такое, после чего на него, на Бента С, уже нельзя было полагаться.
Я знал, какую вспышку раздражения вызовет мое решение на станции, но я списал Бента С. на Землю.
Что ж, у каждого в шкафу свои скелеты. У одного это слова умирающего друга, у другого Голос…
И то, и другое требует сил.