— Вот закончить бы побыстрей войну и поселиться здесь!
Но я видел, что настроение у него совсем не радостное, он заговорил о каких-то вещих снах, о мрачных предчувствиях, я попытался обратить разговор в шутку, стараясь развеселить отца, потом пошел на свое место — в голову колонны.
Спустя часа два полк наткнулся на немецкую засаду. Завязалась перестрелка. Движение остановилось. Пользуясь передышкой для разведчиков, шедших впереди полка, я зашел к отцу. Мы позавтракали вместе, а затем я вновь направился в голову колонны.
Но едва отошел метров на двести, как из-за леса вынырнул «Мессершмитт». Оглянулся на штабную повозку, возле которой стоял отец. Он махнул мне рукой и крикнул:
— Берегись, сейчас ударит по нас!
И действительно, «Мессершмитт» развернулся и сбросил бомбу в расположение штаба. В небо взметнулся фонтан черной земли, раздался оглушительный взрыв, с воем пронеслись осколки, я бросился туда, где только что находился отец, и увидел окутанную дымом глубокую воронку, раненых лошадей, тела убитых. Отца нашел в кювете. Он лежал на боку, был в сознании.
— Посмотри, что у меня с ногой… — чуть слышно произнес отец.
Перевернув его, я увидел зияющую рану на бедре, из которой торчал огромный осколок.
— Нога цела… — с трудом пробормотал я.
— А где знамя? — спросил отец, стиснув зубы от боли.
Дело в том, что в его обязанности входила охрана полкового знамени. Я огляделся и увидел неподалеку знамя, отброшенное взрывной волной, — оно воткнулось в землю верхним концом древка.
Подбежали санитары и оказали отцу первую помощь. Мы доставили его в медсанбат, и там я с ним простился.
— Догоняй полк! — сказан отец на прощание.
А утром его не стало, он погиб от гангрены.
Мне предстояло воевать еще почти год, немало было пережито, но об этом нужно писать отдельно. Скажу только, что долгожданный день Победы я встретил в Курляндии гвардии старшиной девятнадцати с половиной лет от роду.
Память хранит не только события военных лет, но и более поздние отголоски войны.
Москва. 1961 год. В связи со служебными делами у меня установились добрые отношения с немецким корреспондентом, человеком очень порядочным, давно интересовавшимся нашей страной и относившимся к ней с большим уважением, хотя в годы войны он был солдатом вермахта и воевал, как он сам говорил, честно.
Сидим однажды вечером, беседуем о московских новостях, о судьбах Германии и невольно затронули тему войны. А когда каждый из нас стал вспоминать, где воевал, оказалось, что в октябре 1943 года около местечка Лядцо, под Могилевом, мы были в одном бою — только по разные стороны. Можно себе представить, что мне пришло в голову! Ведь мы могли стрелять друг в друга и один из нас мог погибнуть от пули другого! Не было бы этой нашей встречи.
Беседа уже не клеилась, оба мы чувствовали неловкость и какую-то вину. Наконец пришли в себя, кисло улыбнулись и потянулись к графину.
Такова война… Я не жалею об этой встрече, ведь она еще один повод для раздумий.
К месту ли это воспоминание? Раз написал, думаю, что к месту. Хотелось бы пожелать другим не иметь таких встреч и воспоминаний, не стрелять друг в друга!
ШКОЛА СМЕРШ
ОТГРЕМЕЛИ ПОБЕДНЫЕ САЛЮТЫ, отошли в прошлое скромные застолья, и победа над фашизмом воспринималась уже не только как праздник, она стала действительностью, и всем нам — вчерашним солдатам предстояло входить в мирную жизнь, выбирать профессию. Однако выбирать не пришлось.
Меня, молодого коммуниста и к тому же «обстрелянного» солдата, направили на учебу в школу СМЕРШ для последующей работы в системе госбезопасности. Выбор все-таки предоставили: Московскую или Ленинградскую школу.
Я выбрал Ленинград. В Москве уже был, лежал там в госпитале и, правда, мельком, но все-таки видел город, а в Ленинграде никогда не был, хотя очень много знал о нем из книг и рассказов друзей-ленинградцев, с которыми познакомился в эвакуации, в Ленинске-Кузнецком.
Так 9 июня 1945 года я переступил порог Ленинградской школы контрразведки СМЕРШ. Деталь, оставшаяся в памяти. Когда вошел во двор школы, началось полное солнечное затмение. Абсолютная темнота. Позже пришла в голову мысль: «К добру ли это?»
Первый, кто встретился мне в школе, был Константин Обухов, ставший потом моим большим другом. Недавно он ушел из жизни, будучи генерал-майором в отставке, а тогда являлся начальником курса, боевым офицером в звании лейтенанта. Он выдал мне матрац, показал комнату и кровать. Когда мы познакомились поближе, я спросил: