Выбрать главу

Накануне первого тура и, соответственно, накануне нашей демонстрации, мы с Аней приехали к Дому туриста, чтобы провести рекогносцировку на местности. «Мы подойдем с этой стороны и здесь развернем наш плакат», — показал я Ане. Вокруг я видел довольно много внимательных глаз и ушей. Теперь они знали, где ждать нас.

В этот вечер мы писали плакат «Отпустите нас в Израиль» по-русски и по-английски, на случай, если кто русского не знает. Мы обсуждали, не приготовить ли на всякий случай еще один плакат, но поленились.

С этим, ненаписанным вторым плакатом, связано любопытное обстоятельство.

Среди отказников свирепствовала яростная шпиономания. Я не мог пригласить в гости несколько знакомых отказников одновременно, потому что кто-то наверняка подозревал кого-то другого из приглашенных в сотрудничестве с КГБ. В целом, я не знал никого, кого бы кто-нибудь не подозревал в стукачестве. Конечно, опасения стукачества имели основания. «На горке», около московской синагоги на улице Архипова, где по вечерам каждую субботу собирались толпы отказников, чтобы обменяться новостями и просто поддержать друг друга в иллюзорной отказнической жизни, постоянно мелькали вспышки. Кто-то фотографировал собравшихся или делал вид, что фотографирует, чтобы люди боялись. И конечно же, толпа была серьезно прорежена стукачами. Скажем, бывал там Владимир Вольфович Жириновский, профессиональный провокатор, сегодня выдающийся российский политический деятель, лидер партии российских люмпенов.

Я спросил совета бывалого диссидента Георгия Владимова, как относиться к разговорам о стукачах вокруг. «Не думайте об этом, — посоветовал тот, — а если соберетесь сделать что-то в секрете от КГБ, просто никому не говорите».

Интересно, что о нашем ненаписанном втором плакате КГБ был хорошо осведомлен и на допросах, последовавших за нашей демонстрацией, все время допытывался — где же второй плакат? Осведомленность, я думаю, объяснялась тем, что в нашей квартире работали подслушивающие устройства. Через полтора года после нашей подачи документов на выезд нам неожиданно предоставили двухкомнатную квартиру в приятном московском районе Строгино. Когда я попросил квартиру в худшем районе, но рядом с моими родителями, мне ответили: или эту, или никакую. Квартира, видно, была уже оборудована к нашему вселению.

Как-то я полушутливо объяснил профессору Александру Яковлевичу Лернеру, просидевшему в отказе около 20 лет, причину упорства властей, не отпускавших его. В его шикарной кооперативной квартире на Университетском проспекте, как правило, проходили встречи московских отказников с заезжавшими американскими политиками. Во-первых, советские, по моей версии, хотели продемонстрировать американским сенаторам и конгрессменам, какими хорошими бывают квартиры в СССР. А во-вторых, им было жаль дорогостоящего оборудования по прослушиванию, которым они наверняка оснастили жилье Александра Яковлевича.

Но вернемся к нашей демонстрации. В день ее проведения мы покинули квартиру в пять часов утра. Почему КГБ проморгал нас? Какие-то идеи мы не обсуждали в голос, а писали друг другу на бумаге. Потом листки рвались и выбрасывались в туалет. Я прикидывал, не сможет ли КГБ их выловить, и решил, что такая пахучая работа им не по квалификации. Побродив по улицам несколько часов, мы отправились к моим друзьям со студенческих времен Марине Елагиной и Жене Арье.

Сегодня Женя — создатель и многолетний руководитель израильского театра «Гешер». Тогда Женя и Марина тоже были отказниками, но уволены не были, и за их квартирой, мы надеялись, КГБ не присматривал. Когда подошло время демонстрации, мы пошли ловить такси.

Такси мы, конечно, не поймали, и наняли частника. Выскочив из машины на обочину Ленинского проспекта, мы увидели перед воротами Дома туриста огромную толпу любителей шахмат, пришедших посмотреть игру Каспарова, Таля, других звезд, участвовавших в турнире. Любители еще не знали, что турнир для них недоступен. Как компенсация, их ждало другое действо из жизни гроссмейстеров.

Оказавшись на тротуаре, мы немедленно развернули наш плакат. Толпа нас не видела. Она стояла лицом к воротам и к нам спиной. Но вот кто-то нас заметил. Толпа начала разворачиваться. Тут нас заметили и поджидавшие нас гэбэшники. От ворот отделилась огромная фигура с лысой головой и гигантскими прыжками ринулась к нам. Казалось, это несется орангутанг. Это существо бросилось на наш плакат, и плод Аниной каллиграфии исчез. Потом существо вцепилось в нас и поволокло к машине милиции, поджидавшей неподалеку. За нас попытались вступиться моя сестра Бэлла и мой троюродный брат Семен Каминский, пришедшие к месту демонстрации поболеть за нас. Их тоже «замели».