1 сентября рано утром ЧК совершила обыск на квартире французского агента де Вертимана, по-видимому, по наводке своего информатора, Рене Маршана. В результате обыска была найдена взрывчатка, предназначенная для проведения акций саботажа. И хотя де Вертиман смог скрыться, на следующий день Совнарком победоносно объявил: «Сегодня, 2 сентября, был ликвидирован заговор, организованный англо-французскими дипломатами, во главе которого стоял начальник британской миссии Локкарт, французский генеральный консул Гренар и французский генерал Лавернь. Целью этого заговора была организация захвата Совета народных комиссаров и провозглашение военной диктатуры в Москве. Все это должно было быть сделано путем подкупа красноармейцев.»
В заявлении не говорилось ни слова о том, что сам план использовать для военного переворота красноармейцев (латышские батальоны) был разработан агентами-провокаторами ЧК. Чтобы оправдать нарушение дипломатической неприкосновенности Локкарта, в заявлении неубедительно говорилось о том, что его личность на момент ареста не была установлена: «В конспиративном штабе заговорщиков был арестован англичанин, который после того, как его доставили в специальную комиссию по расследованию, заявил, что является британским дипломатическим представителем Локкартом. Когда личность арестованного Локкарта была установлена, он был немедленно освобожден.»
В заявлении Совнаркома правильно сообщалось о том, что Рейли был «одним из агентов Локкарта» и что он передал 1 миллион 200 тысяч рублей на реализацию заговора. В заявлении также сообщалось, что и другие миссии Антанты принимали участие и подготовке мятежа. Рене Маршан не был открыто назван информатором ЧК, тем не менее, в своем письме-протесте на имя французского президента Раймона Пуанкаре он подробно описал встречу агентов Антанты, состоявшуюся 25 августа. Копия этого пиcьма была удачно найдена чекистами в ходе одного из обысков и затем опубликована в коммунистической прессе. Находка, безусловно, не была случайной.
В сообщении Совнаркома от 2 сентября и в последующих советских заявлениях Локкарта называли главным действующим лицом заговора Антанты. Однако главной заботой самого Локкарта в этот момент была судьба его любовницы, арестованной ЧК. 4 сентября он обратился в Комиссариат по иностранным делам с просьбой об освобождении Муры. Ему было отказано. После этого, следуя порыву, он решил напрямую обратиться к Петерсу и направился на Лубянку. Когда он пришел, то понял, что «вызвал некоторую нервозность: охранники, стоявшие у главного входа, что-то быстро друг другу шептали». Петере терпеливо выслушал просьбу Локкарта и сказал ему, что его заверения по поводу непричастности Муры к заговору будут приняты во внимание и тщательно проверены. «Вы избавили меня от некоторых хлопот, – продолжил Петере. – Мои люди ищут вас уже целый час. У меня есть ордер на ваш арест». Несмотря на возражения со стороны Комиссариата по иностранным делам, придававшего большее значение статусу дипломатической неприкосновенности, чем ЧК, Локкарт был немедленно арестован и провел в заключении целый месяц.
5 сентября, по-видимому, пытаясь оправдать повторный арест Локкарта, произведенный накануне, газета «Известия» опубликовала заявление, подписанное Дзержинским и руководителем партийной организации Петрограда Зиновьевым. В отличие от заявления Совнаркома от 2 сентября, в этом документе англичане и французы были названы «организаторами» покушения на жизнь Ленина и «настоящими убийцами Урицкого»:
«Они убили товарища Урицкого, потому что он свел воедино все нити английского заговора в Петрограде.» В действительности же агенты-провокаторы ЧК безуспешно пытались уговорить английских агентов организовать подобное покушение, с тем чтобы раскрыть его перед всем народом. Примерно 22 августа Берзин пытался убедить Рейли в том, что для успешного осуществления переворота необходимо совершить покушение на жизнь Ленина и Троцкого. Он объяснял это тем, что, во-первых, они обладали прекрасными ораторскими способностями, которые могли повлиять на людей, посланных арестовать их, и поэтому не следовало брать на себя такой риск, пытаясь задержать их. Во-вторых, убийстве этих двух лидеров создает панику, которая значительно ослабит сопротивление.
В разговоре с Хиллом Рейли утверждал, что «он всячески пытался отговорить Берзина от подобного плана, с которым он никак не мог согласиться». Он считал, что «эти лидеры должны стать не мучениками, а посмешищем всего мира». А для этого, считал Рейли, надо было снять штаны с Ленина и Троцкого и провести их в нижнем белье по улицам Москвы для того, чтобы все люди могли посмеяться над ними. Неудивительно, что в планы ЧК не входила публикация заговора с целью выставления Ленина и Троцкого в неглиже. Именно поэтому этот весьма своеобразный план никогда не фигурировал в числе настоящих и вымышленных заговоров, в организации которых обвинялись английские агенты. В отличие от Рейли и Хилла, Эрнест Бойс, резидент МИ1С в Петрограде, не был столь критично настроен по отношению к самой идее организации покушения. Один из его русских агентов утверждал, что Бойс, как бы невзначай, однажды спросил его, «готов ли он убрать одного или двух из ведущих членов Советского правительства.» 6 сентября этот агент потребовал денег за то, что он сохранит в тайне разговор с Бойсом. Опасаясь, что «может всплыть еще что-нибудь новенькое», англичане решили откупиться от шантажиста.
К тому времени, когда это произошло, деятельность МИ1C в России практически прекратилась, Бойс был арестован и брошен в отвратительную переполненную тюрьму. ЧК арестовала и несколько любовниц Рейли, но сам он, получив от Хилла поддельный паспорт, смог тайно выехать из России на борту голландского грузового судна. Хилл также избежал ареста, но после того, как 18 его агентов и связных были пойманы и расстреляны, он решил, что ему следует получить новые инструкции и средства из Лондона и «начать все сначала, с новыми людьми и новыми явками». В отличие от Бойса, Локкарт провел свой арест в сравнительно комфортабельной комнате бывшей фрейлины в Кремле. Пока он находился под арестом, его любовница Мура была освобождена и ей было позволено видеться с ним. Для наблюдения за Локкартом, в эту же квартиру на короткое время был поселен и Берзин. Но Локкарт «боялся переброситься с ним даже словом». В октябре Локкарту, Бойсу и Хиллу, а также другим сотрудникам миссий Антанты было разрешено вернуться домой в обмен на освобождение российских официальных лиц, задержанных в Лондоне.
Прощание Локкарта с Петерсом было на удивление дружеским. 28 сентября Петере пришел к Локкарту сообщить о его освобождении. Он подарил ему надписанную фотографию, показал снимки своей английской жены в Лондоне и попросил его отвезти ей письмо, но потом вдруг передумал. «Пожалуй, не стоит беспокоить вас, – сказал Петере. – Как только вы выйдете отсюда, вы будете поносить и проклинать меня, как своего самого заклятого врага.» Локкарт ответил ему, чтобы он не валял дурака: «Если оставить политику в стороне, я против него ничего не имел. Всю свою жизнь я буду помнить то добро, которое он сделал для Муры. Я взял письмо.» Петере сказал Локкарту, что для него же будет лучше, если он останется в России: «Вы можете быть счастливы и жить, как вам захочется. Мы можем дать вам работу, капитализм все равно обречен». Однако Петере не сказал Локкарту, что у него были доказательства того, что Мура была немецкой шпионкой. Позднее он утверждал, что, боясь за карьеру Локкарта, он скрыл этот факт даже от суда, который рассматривал «Заговор Локкарта» в декабре. Однако в 1924 году в знак протеста против того, что он назвал «ярой антисоветской кампанией», проводимой Локкартом в Англии, Петере раскрыл эту тайну.
После освобождения Локкарт вернулся в Лондон, за ним последовали Бойс и Рейли. Но Хилл, доехав до Финляндии, получил приказ от Камминга, начальника МИ1С, вернуться в Россию на несколько недель для оказания помощи антибольшевистским группам в организации саботажа. По представлению Камминга Хилл был награжден орденом «За боевые заслуги», а Рейли – орденом «Военный Крест» за проведенные ими операции в России. В декабре Локкарт, Рейли, Гренар и де Вертиман были приговорены к смертной казни заочно Верховным революционным трибуналом в Москве. Американского агента Каламатиано, арестованного 31 августа, все еще продолжали держать в московской тюрьме. Безуспешно пытаясь заставить его говорить, ему дважды объявляли, что его ведут на расстрел. Позднее смертная казнь была заменена на тюремное заключение, и в конце концов ему было разрешено вернуться в Соединенные Штаты в 1921 году.