Рейли должен был вернуться из России в ночь с 28 на 29 сентября. Но этого не произошло. ОГПУ устроило целый спектакль для финской военной разведки и СИС. Той ночью в районе деревни Аллекул на советской стороне были слышны выстрелы.
Потом наблюдавшие заметили, что пограничники кого-то быстро несли на носилках. Когда же Тойво Вяхя, советский пограничник, помогавший переводить эмиссаров и курьеров «Треста» через границу, работая якобы на финскую разведку (на самом деле, он был агентом ОГПУ), не вышел на связь с сотрудником финской военной разведки, финны и СИС решили, что он и Рейли были убиты или схвачены во время перехода границы. А именно этого и добивалось ОГПУ.
Согласно официальной, возможно тщательно отредактированной версии этих событий, Рейли не был арестован сразу же после перехода советской границы 25 сентября. Вместо этого Якушев отвез его на подмосковную дачу, где он встретился с офицерами ОГПУ, выдающими себя за «политический совет „Треста“. Рейли попросили рассказать о его плане действий. Далее в советских официальных материалах говорится, что Рейли предложил в качестве источника финансирования деятельности „Треста“ организовать ограбление русских музеев и продажу похищенных художественных ценностей на Западе. И только после этого он был арестован. Рейли допрашивали, а потом ему объявили, что смертный приговор, вынесенный ему заочно судом по делу „заговора Локкарта“ в декабре 1918 года, будет приведен в исполнение. Тщетно пытаясь спасти свою жизнь, Рейли якобы направил Дзержинскому письмо:
«После длительных размышлений я выражаю готовность представить вам полную информацию по вопросам, представляющим интерес для ОГПУ, относительно организации и сотрудников британской разведывательной службы, а также всю известную мне информацию об американской разведке и о русских эмигрантах, с которыми я имел дело.»
Если бы Рейли действительно был готов пойти на сотрудничество с ОГПУ, его, скорее всего, судили бы показательным судом, как Савинкова. Вместо этого, согласно советской версии, он был расстрелян 3 ноября 1925 года.
В течение ряда лет после того, как Рейли удалось заманить в Россию, ОГПУ распространяло различного рода вымыслы и слухи относительно его судьбы. Операция «Трест» продолжалась вплоть до 1927 года. Среди тех, кто пал жертвой этой провокации, была и Пепита Рейли, которая отправилась сначала в Париж, а затем в Хельсинки в надежде узнать хоть что-нибудь о своем муже. До встречи с Марией Захарченко-Шульц в Хельсинки г-жа Рейли «практически не сомневалась в том, что она была агентом-провокатором». Но как только они встретились, все эти подозрения исчезли:
«С первого взгляда на нее я решила, что могу доверять ей. Со второго, я уже знала, что полюблю эту женщину. Видя мое горе, крайнее отчаяние и одиночество, г-жа Шульц нежно, с большим чувством обняла меня и сказала, что чувствует за собой ответственность за смерть моего мужа, что она не успокоится, пока все обстоятельства не будут выяснены. Она заверила меня в том, что если он еще жив, все будет сделано для его спасения, а если его уже нет, он будет отмщен.»
Вместе с тем Захарченко-Шульц была практически уверена в том, что Сидней Рейли мертв. Она показала вырезку из «Известий», в которой официально сообщалось о перестрелке близ села Аллекул в ночь с 28 на 29 сентября. Кроме того, в ней говорилось, что «четыре контрабандиста» были задержаны при попытке перейти границу. Двое из них были убиты, один взят в плен, а один скончался от равнений по дороге в Петроград. Исходя из собранных сведений, Захарченко-Шульц предположила, что человеком, скончавшимся от ран по дороге в. Петроград, был Рейли, хотя большевики об этом и не подозревали.
Несмотря на то, что Пепита Рейли полностью доверяла Марии Захарченко-Шульц, она, тем не менее, с подозрением отнеслась к ее версии. Хотя Рейли снабдили поддельным паспортом, да и костюм был чужой, на нем была сшитая по заказу рубашка, а на нижнем белье – его инициалы. Кроме того, на его часах имелась надпись, сделанная по-английски, а в кармане – надписанная фотография Пепиты. Поэтому в ОГПУ наверняка бы догадались, что поймали известнейшего английского супершпиона и, по мнению г-жи Рейли, раструбили бы об этом на весь мир. Захарченко-Шульц призналась, что это ей не приходило в голову, но, тем не менее, пообещала Пепите оказывать всяческое содействие в поисках «правды». Г-жа Рейли была на краю истерики:
«Я требовала отмщения… Г-жа Шульц стояла рядом со мной. Добрая, умная, всепонимающая, разделяющая мои чувства. Она попросила полностью ей довериться. Не говоря ни слова, я взяла ее руку. Она предложила мне вступить в эту организацию. Я доверяла ей. С одобрения Московского центра я вступила в „Трест“, где мне дали подпольное имя „Виардо“. Вот так я заняла место своего мужа в борьбе с большевизмом.»
По указанию руководителей «Треста» г-жа Рейли поместила в газете «Тайме» сообщение о смерти своего мужа: «Сидней Джордж Рейли был убит 28 сентября солдатами ГПУ около деревни Аллекул в России.» Конечно же, она не верила в то, что Рейли все еще жив, но наивно полагала, что это заставит большевиков раскрыть истину о судьбе ее мужа. Но советская пресса лишь подтвердила сам факт его смерти и затем напечатала «страшную ложь» о нем. Ее утешала только вера в то, что «вся мощь и влияние „Треста“, весь его разведывательный потенциал были направлены на то, чтобы узнать, что же в действительности произошло с Сиднеем». В начале 1926 года г-жа Рейли получила письмо от руководителей «Треста» (это письмо было подписано и Якушевым, и Опперпутом), в котором, учитывая ее вполне приличное знание русского языка, ей предлагалось приехать в Россию «познакомиться с членами группы и принять более активное участие в ее работе». Тем временем, Мария Захарченко-Шульц уверяла Пепиту в том, что она «посвятит свою жизнь выяснению, что же произошло с Сиднеем Рейли». Из Петрограда, Хельсинки и Варшавы она посылала написанные невидимыми чернилами письма Пепите в Париж. «Верная своему обещанию, она делала все, что было в ее силах,» – рассказывала г-жа Рейли.
Сложнее всего для «Треста» было удовлетворить запросы западных спецслужб в военной разведывательной информации. Для ОГПУ не составляло труда снабжать их политической дезинформацией. Что же касалось данных о Советских Вооруженных Силах и военной промышленности, здесь чекистам приходилось ломать голову, ведь их информация должна была выглядеть достаточно убедительно. Поэтому «Трест» всячески уклонялся от ответов на подобные запросы, поступающие от СИС и других разведывательных служб, постоянно подчеркивая то обстоятельство, что основная задача организации состоит в подготовке свержения большевистского режима, а активный сбор военных разведывательных данных может помешать реализации этой цели. Первая же попытка провести крупную операцию по распространению военной дезинформации чуть было не окончилась катастрофой. Вскоре после того, как в 1926 году маршал Пилсудский стал военным министром Польши (фактически встав во главе государства), польский генеральный штаб получил от него указание раздобыть через «Трест» советский мобилизационный план. Поляки вышли на Якушева, который, после некоторых сомнений, согласился достать этот план за 10.000 долларов. Однако в документе, подготовленном «Трестом», содержались явно ложные данные о состоянии железных дорог в приграничных с Польшей районах. После изучения представленного плана, Пилсудский возвратил его в генеральный штаб с пометкой «подделка». Учитывая подозрения, возникшие в связи с провалом Савинкова и Рейли, и неудачу первой и, возможно, самой крупной операции «Треста» по распространению военной дезинформации, можно было с уверенностью сказать, что дни «Треста» сочтены.