X X X
В начале эпохи Горбачева в КГБ произошли некоторые изменения по отношению к терроризму. Растущая неприязнь Москвы к некоторым из своих бывших друзей-террористов в третьем мире стала особенно очевидна на примере полковника Каддафи. Поворотной точкой в отношениях между Советским Союзом и Каддафи стала демонстрация ливийцев 17 апреля 1984 года у ливийского посольства, переименованного в Народное бюро и расположенного на Сейнт-Джеймс Сквер в Лондоне. Ливийский офицер службы безопасности открыл по демонстрации огонь из своего автомата из окна первого этажа и убил женщину-полицейского Ивонн Флетчер. Британия разорвала с Ливией дипломатические отношения и выслала из страны более шестидесяти ливийских чиновников и других сторонников Каддафи. С необычной откровенностью "Правда" писала тогда об убийстве: "Неожиданно началась стрельба... В результате была убита женщина-полицейский и ранено несколько человек... Более того, Вашингтон распространил сообщение о том, что с помощью одного из спутников-шпионов было перехвачено зашифрованное послание из Триполи в Лондон, в котором персоналу Народного бюро, якобы, отдавался приказ открыть огонь по демонстрантам. На следующий же день после этих новостей британские власти приняли решение разорвать дипломатические отношения с Ливией. " Хотя "Правда" поместила и официальное опровержение Ливии, у читателей не оставалось сомнений, что выстрелы прозвучали из Народного бюро. Кстати говоря, КГБ было известно об убийстве Флетчер гораздо больше, чем то, что "Правда" нашла нужным рассказать своим читателям. 18 апреля 1984 года лондонская резидентура получила из Центра телеграмму с надежными сведениями о том, что стрельба была открыта по личному приказу Каддафи. В телеграмме говорилось, что для контроля за этой операцией из Восточного Берлина в Лондон вылетел опытный специалист ливийской разведки по этим делам. Впоследствии Центр благожелательно отнесся к тому, что президент Рейган назвал Каддафи "чокнутым хамом". Трехчасовая речь Каддафи на Народном конгрессе в марте 1985 года, в которой он призывал убивать "бродячих собак", была расценена в Центре как свидетельство того, что Каддафи сам окончательно сорвался с цепи. (47) "У нас - всего народа есть законное и святое право уничтожать своих оппонентов как у себя дома, так и за границей, при свете дня, "- заявил Каддафи. Он также объявил и о создании нового подразделения Мутараббисоун ("Всегда готов!"), состоящего из 150 подготовленных террористов, для ликвидации оппонентов Ливии по всему миру. (48) Центр с неодобрением смотрел на готовность Каддафи предоставлять деньги, оружие и взрывчатку, полученные из соцстран, ИРА. В конце семидесятых годов британская пресса сообщила о том, что террористы Ирландской республиканской армии получили советское вооружение. Проведенное затем старшим сотрудником КГБ срочное расследование установило, что оружие пришло из Ливии. В то время Москва подошла к делу формально и заявила, что не несет ответственности за шаги Каддафи и его махинации с закупленным советским оружием. Однако к середине восьмидесятых годов позиция изменилась, и Советский Союз с большей обеспокоенностью следил за использованием террористами советского оружия. В семидесятые и восьмидесятые годы ИРА неоднократно пыталась установить контакты с сотрудниками КГБ в Дублине и офицерами лондонской резидентуры, приезжавшими в Белфаст по своим, якобы журналистским делам. Обо всех попытках контактов сообщалось Центру, который не давал разрешения разрабатывать их. Резидентура в Дублине обычно очень неохотно шла на установление контактов с нелегальными группами, потому что считалось, будто в Ирландской республике тайну хранить нет никакой возможности. Офицеры КГБ говорили, что можно удивительно много узнать, просто зайдя в пивную, где бывали активисты Шон Фейн, и послушав разговоры. Однако Центр не был особенно доволен разведсводками из Ирландии. В феврале 1985 года начальник Третьего отдела Николай Грибин, который за несколько лет до этого написал книжку по Северной Ирландии, приехал в Дублин с инспекцией и постарался хоть как-то повысить эффективность работы тамошней резидентуры КГБ. К тому времени Центр все больше использовал Ирландию как полигон для молодых нелегалов. Там они оставались на шесть месяцев, чтобы познакомиться с жизнью в Ирландии и Британии перед тем, как получить назначение в более важные, с точки зрения КГБ, страны. (49) Частично нежелание Центра связываться с террористическими группами, которое особенно явно проявилось в середине восьмидесятых годов, проистекало из преувеличенного страха самим стать объектом террористических акций. В апреле 1985 года циркуляр из Центра, подписанный лично Крючковым, обращал внимание на серию взрывов в Болгарии, прозвучавших в августе-сентябре. Хотя виновные еще не были найдены, Крючков заявил, что сложность взрывных устройств указывала на возможное участие в них одной из западных "специальных служб". Природная склонность Крючкова ко всевозможным заговорам привела его к мысли о том, что Запад может попытаться использовать терроризм для дестабилизации советского блока. Он боялся, что использование болгарских эмигрантов для проведения террористических актов может создать нехороший прецедент для подобных операций в других социалистических странах. Крючков предложил, чтобы резидентуры связывались с местной полицией и подчеркивали необходимость международного сотрудничества против угрозы терроризма. Надо сказать, что такие консультации уже начались. Во время своего четырехлетнего пребывания на посту лондонского резидента с 1980 по 1984 год Гук примерно в десяти случаях связывался с полицией, передавая им информацию о террористах, обычно с Ближнего Востока. В основном Гук, конечно, сообщал о потенциальной угрозе советским объектам, но изредка передавал и разведданные о возможных нападениях на подданных других стран. (50) Примерно в то же время, когда Гордиевский получил циркуляр Крючкова о взрывах в Болгарии, ему пришла личная просьба от начальника управления С (нелегалы и специальные операции) Юрия Ивановича Дроздова (бывшего резидента в Нью-Йорке) выслать ему довольно чудной набор предметов, относящихся к терроризму и специальным операциям. Пожалуй, самой странной была просьба прислать ему копию художественного фильма "Побеждает храбрейший", который, как, видимо, считал Дроздов, может дать ключ к некоторым оперативным методам британской авиационной службы специального назначения. Помимо этого, он просил слать ему разведданные по левым террористическим группам, британским "специальным военным подразделениям", операциям с торговлей оружием и данные об убийствах при странных или загадочных обстоятельствах. Управление С также желало знать подробности о пуленепробиваемых жилетах, которые весили меньше двух килограммов и, как считалось, производились в Великобритании. Дроздов был верным поклонником писателя Фредерика Форсайта и настойчиво советовал Гордиевскому прочитать его роман "Четвертый протокол" - настольную книгу сотрудников. В книге описывались, как говорил Дроздов, заветные мечты эксперта КГБ по специальным операциям: взрыв советскими агентами небольшого ядерного устройства у американской авиабазы в Великобритании перед всеобщими выборами с целью привести к власти левое правительство. По списочку Дроздова было видно, что ему очень хотелось побольше узнать о специальных операциях и террористической деятельности, и только. Но Гордиевский догадывался, что его втягивали, по крайней мере, в предварительное планирование специальных операций КГБ в Великобритании. Дроздов запрашивал лондонскую резидентуру о возможности снять в аренду пустые склады и вызвал у Гордиевского подозрение, что попросту разыскивал место для хранения оружия и специального оборудования. Кроме того, он запрашивал и информацию, которая могла понадобиться только для организации крыши для некой операции КГБ. (51) Очевидно, боязнь Крючкова распространения терроризма на Советский Союз перевешивала привлекательность планов Дроздова по новой волне рискованных "специальных операций" на Западе. После того, как Крючков сменил Чебрикова на посту председателя КГБ в октябре 1988 года, необходимость сотрудничества между Востоком и Западом против международного терроризма стала главной темой в целой серии его статей и интервью. С угоном транспортного "Ила" с Кавказа в Израиль в декабре 1988 года, по словам Крючкова, "для нас начался новый этап работы". (52) В предшествующие пятнадцать лет было предпринято пятнадцать попыток угона воздушных судов, которые предотвращали ценой человеческих жизней. (53) В прессе о них, однако, практически ничего не писали. Когда в декабре 1988 года армянские угонщики потребовали посадить самолет в Израиле, КГБ, по словам Крючкова, "был не против, так как мы были уверены, что найдем взаимопонимание (с Израилем)". В результате, вместо кровопролития "не пострадал ни один ребенок, ни один оперативный работник и даже ни один террорист". (54) Министр иностранных дел СССР Эдуард Шеварднадзе публично поблагодарил Израиль за помощь в мирном окончании инцидента и возвращении угонщиков. КГБ присоединился к благодарности. Один из заместителей Крючкова - генерал Виталий Пономарев - провел беспрецедентную пресс-конференцию по факту угона с западными корреспондентами. На встрече он заявил, что "это был первый пример такого сотрудничества между Советским Союзом и другими странами". Еще один заместитель Крючкова, генерал Гений Агеев, предоставил ТАСС подробности инцидента, сообщив, в частности, что главарь группы угонщиков и наркоман Павел Якшьянц получил от КГБ наркотики, "потому что мы думали, это его успокоит". (55) В ряде выступлений в 1989 году Крючков призвал к сотрудничеству между КГБ и ЦРУ и другими западными разведслужбами по борьбе с терроризмом: "Одно террористическое крыло направлено против Соединенных Штатов, другое против Советского Союза. Мы все заинтересованы в преодолении этого ужасающего явления нашего века. Если мы примем самые решительные меры, мы покончим с этим злом быстро. Останки терроризма могут сохраниться, но это будут всего лишь останки, а не сам терроризм. " (56) В июльском выступлении перед Верховным Советом и позже в газетном интервью Крючков подчеркнул возрастающую опасность ядерного терроризма как одну из важнейших причин для разведывательного сотрудничества стран Востока и Запада: "На слушаниях в Верховном Совете я ошибочно сказал, что в мире исчезло несколько тонн обогащенного урана. Не несколько тонн, а несколько сот тонн, и мы не знаем, куда они ушли, хотя и можем догадываться. Сегодня в мире знания распространяются так быстро и технический потенциал настолько высок, что ядерное устройство собрать довольно просто и можно шантажировать им не один город, а целую нацию. Я не могу исключить и возможность использования ядерного оружия. В мире так много преступников. Короче говоря, мы все готовы сотрудничать в нашей борьбе против терроризма и торговли наркотиками. " (57) В октябре 1989 года Крючков объявил о расформировании Пятого управления, которое занималось диссидентами (и чьи функции в разбавленной форме перешли во Второе главное управление), и создании нового управления по защите советского конституционного строя, которое должно координировать борьбу против "оргии терроризма, захлестнувшей мир с начала семидесятых годов". Крючков также сообщил, что в семидесятых годах КГБ выявил в Советском Союзе "более тысячи пятисот человек с террористическими замыслами". (58) Тогда же Крючков направил двух недавно вышедших в отставку старших офицеров КГБ, генерал-лейтенанта Федора Щербака, бывшего заместителя начальника Второго главного управления, и генерал-майора Валентина Звезденкова, бывшего эксперта по борьбе с терроризмом из того же управления, принять участие в закрытой конференции со старшими сотрудниками ЦРУ в Калифорнии и обсудить методы борьбы с терроризмом. (59) Но Крючков и установил границы этому беспрецедентному сотрудничеству разведывательных служб в мирное время, которое он сам же предложил: "Разведка - это игра без правил. Есть некоторые особенности, которые, к сожалению, не дают нам возможности заключить соглашение о том, как и по каким правилам мы должны проводить разведывательные операции друг против друга. Но я думаю, что даже в нашем деле мы всегда должны соблюдать нормы приличия. " (60) Одним из последствий такого ограниченного сотрудничества, предложенного Крючковым, был некоторый спад в традиционной демонизации западных разведслужб. Еще в последние годы брежневского правления, обвиняя ЦРУ, советская пресса обычно рисовала "омерзительный оскал монстра, пожирающего деньги ничего не подозревающих налогоплательщиков, чудовища, попирающего все нормы морали и оскорбляющего достоинство целого народа". (61) Но эта неосталинистская шпиономания нашла и своих противников. Самыми яркими радикальными критиками Крючкова в ПГУ во время семидесятых годов были эксперт по Великобритании Михаил Любимов, уволенный в 1980 году, и эксперт по Соединенным Штатам Олег Калугин, который был самым молодым генералом ПГУ. В 1980 году его отправили в Ленинград, с глаз долой. (62) Хотя Любимов и поровну возлагает вину на разведслужбы Востока и Запада, с особой язвительностью он высмеивает самомнение КГБ: "Даже малейший успех выковывается в бронзе. Секретные службы похожи на зверюшек и птиц из сказки Льюиса Кэрролла, которые бегают по кругу и на вопрос, кто победитель, хором отвечают: "Мы!" Как и его коллеги на Западе, КГБ нагнетал шпиономанию, "подрывал конструктивные дипломатические усилия" и "сыграл свою роль в ухудшении международного положения". Любимов полагает, что спутниковая разведка оказала "стабилизирующий эффект", снизив вероятность внезапного нападения обеих сторон. Но в 1989 году он стал первым бывшим резидентом КГБ, который призвал в советской печати к сокращению ПГУ и всего огромного внутреннего аппарата КГБ. (63) В 1990 году Любимов опубликовал "Легенду о легенде" фарс о дорогостоящей тайной войне между КГБ и ЦРУ. "Московские новости" предположили, что из его книги получится "хороший мюзикл". (64) Олег Калугин начал публичную критику КГБ после его увольнения с должности заместителя начальника ленинградского КГБ в 1987 году вслед за его попытками начать расследование нескольких случаев взяточничества с политическим подтекстом. (65) В 1988 году он предпринял едва прикрытую атаку на паранойю, царившую в ПГУ во время 14-летнего пребывания там Крючкова: "Всего лишь несколько лет назад с высоких трибун нас заставляли поверить, что корни наших безобразий таились не в пороках системы, а во враждебном окружении, в усилении давления на социализм сил империализма, в том, что антиобщественная деятельность отдельных лиц и государственные преступления, которые они совершали, были последствиями враждебной пропаганды и провокаций ЦРУ. " Вот за подобные высказывания в 1980 году Крючков и уволил Калугина из ПГУ. Хоть и критикуя американские тайные операции, Калугин нападал и на традиционную демонизацию ЦРУ со стороны КГБ. Будучи начальником линии ПР в Вашингтоне в конце шестидесятых и начале семидесятых годов, Калугин сильно задумался над разведданными о том, что ЦРУ придерживалось гораздо более реалистичных взглядов на исход вьетнамской войны, чем Пентагон: "У меня было много встреч с сотрудниками ЦРУ, хотя они мне и не говорили, что работают там. Они были утонченными, образованными собеседниками и избегали крайностей в своих суждениях. Хоть меня и не вводили в заблуждение их дружеские улыбки, я полагал, что они все же не были обременены классовой ненавистью ко всему советскому. " Калугин воздает хвалу директору ЦРУ Уильяму Уэбстеру как человеку, "который не боится осложнить отношения с Белым домом, когда чувствует, что защищает правое дело". (66) Очевидно, к Крючкову он относится с меньшей теплотой. В 1990 году Калугин назвал реформы Крючкова косметическими. "Рука или тень КГБ присутствуют абсолютно во всех сферах жизни. Все разговоры о новом образе КГБ не больше чем камуфляж. " (67)