Моя командировка проходила нормально. Я вовсю писал свой диплом на тему «История металлургической промышленности Ирана», и мне иногда нужно было бывать в Тегеране для сбора информации. Мой босс относился к этому с пониманием и довольно часто устраивал мне «служебные командировки» в Тегеран.
Диплом был готов в черновике к концу десятого месяца моего пребывания в Иране.
Где-то в это самое время мой босс сказал, что пишет характеристики на мое продление и предложил подписать согласие на продление командировки на один год. Я ответил, что мне продление не нужно. Я приехал в Иран на один год и по его окончании вернусь в университет. К тому же я ему и раньше говорил, что продлевать командировку не намерен. Оказывается, босс не принимал мои слова всерьез и считал их бравадой с моей стороны. Дело в том, что большинство студентов, приезжающих на годичную практику, оставались в Иране по два-три года, откладывая окончание университета. Это делалось, конечно, из чисто финансовых соображений. Университет относился к этому снисходительно и давления на них не оказывал. Я тоже мог остаться дольше, но в мои планы это не входило. Я не мог позволить себе терять время, меня ждала новая интересная работа.
— Ну вот что, — сказал мой босс, — с твоим согласием или без него я характеристики на тебя направляю в Тегеран, а ты там сам с ними объясняйся.
В Тегеране на этот раз я пробыл три дня. Ходил в кино и часами мотался по книжным магазинам. В то время везде в продаже была книга Александра Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ». Ее рекламировали везде, некоторые магазины даже выставили неоновые надписи с названием книги. Но я к этой книге не подходил. Увидит стукач с такой книгой в руках, и все рухнет. Не был популярен больше Солженицын среди наших руководителей. А ведь было время, когда Хрущев называл его «вторым Толстым» и чуть ли не дал ему Ленинскую премию по литературе. Еще до приезда в Иран я прочитал в Москве две книги Солженицына: «Раковый корпус» и «В круге первом». Произвели они на меня огромное впечатление, но поделиться я даже со своими друзьями не мог, так как в Москве начинало упорно бытовать мнение, что «тема сталинских преступлений — это далекое прошлое. Она, может быть, и интересна нашим отцам, но не нам. Ну были ошибки и злоупотребления властью, теперь все исправлено и что толочь воду в ступе. Солженицын хоть и талантливый писатель, но свихнувшийся на теме сталинизма человек, который все тянет нас в прошлое, а нам нужно в будущее смотреть». Не дано мне было тогда понять, что все эти настроения среди моих сверстников были порождены самой коварной формой партийной пропаганды — распространением слухов.
Смотрел я на «Архипелаг ГУЛАГ» и вспоминал слова моего приятеля из внутренней службы КГБ, в доме которого я читал книги Солженицына: «Если у тебя дома найдут “Архипелаг ГУЛАГ”, получишь десять лет тюрьмы». Сомневаться в его словах не приходилось, он знал, о чем говорил.
Командировка подошла к концу. Я провел прекрасный год в Иране. Мне удалось посмотреть страну не как туристу, а изнутри. Я побывал в Йезде, Кермане, Исфахане, Ширазе, Персеполисе. Я успел узнать и полюбить иранцев как они есть в обыденной жизни, а не как они представляются туристам.
Отъезд был назначен на 5 декабря. В ночь в Тегеране выпало невероятно большое количество снега. Утром все улицы были завалены, автомобильные пробки, а снег все валил и валил. Утром за нами к гостинице пришел автобус, и мы отправились в аэропорт. По дороге провожавший нас переводчик решил заехать к себе домой, он забыл там какие-то бумаги. Специалисты, как всегда, начали сетовать, что на рейс опоздаем. Времени у нас действительно оставалось в обрез. В общем, мы потеряли минут двадцать. Когда мы подъезжали к международному аэропорту, метрах в пятистах мы попали в автомобильный затор. Из автобуса было видно, что у здания аэропорта что-то происходит. Машины не двигались, и я решил пойти посмотреть, что там происходит. Подойдя к зданию довольно близко, я увидел бегающих кричащих окровавленных людей, суетилась полиция. Я спросил одного полицейского, что случилось.
— Не знаю, — ответил он взволнованно, — пять минут назад там что-то грохнуло и потолок рухнул вниз. Людей завалило ужас сколько. Говорят, это была бомба.
Он посмотрел на меня и добавил:
— Ты вот что, лучше уходи отсюда. Сейчас САВАК нагрянет и начнет всех хватать без разбора, а ты — иностранец.
Я не заставил себя уговаривать и вернулся в автобус. Аэропорт в этот день закрыли, и наш рейс был, естественно, отменен. Вечером в новостях сообщили, что крыша центрального зала международного аэропорта Мехрабад рухнула, не выдержав веса выпавшего снега. Большинство находившихся в зале людей погребены под обломками. Многочисленные жертвы, спасательные работы… Мороз пробежал по коже от осознания того, что, не опоздай мы на двадцать минут «по вине» переводчика, лежать бы нам сейчас заваленными обломками. Мы пошли в бар гостиницы и выпили за свое второе рождение.