За последние лет двадцать про КГБ написано очень много, но значительная часть этой информации является фантазией авторов. КГБ представляется огромным монстром, терроризирующим весь Советский Союз, включая и «бедное» Политбюро, и другие страны мира. Западная общественность загипнотизирована всесилием КГБ в их странах, выходящим за рамки всякой логики.
Но правда ли все это? Действительно ли во всем, что происходит в СССР, виноват КГБ? Действительно ли так уж всесилен КГБ за рубежом? Кому может быть выгодна вся эта шумиха вокруг КГБ по всему миру и почему?
Правда известна только офицерам этой организации. И реальный образ КГБ настолько отличается от выдуманного, что многим это может показаться невероятным. Но, как это всегда и бывает, правда оказывается невероятнее, чем самые досужие выдумки.
Основное содержание этой книги посвящено событиям и активности КГБ в Иране в период с 1977 по 1982 год, свидетелем и участником которых был автор. Иранские события широко переплетаются с тем, что происходило в Советском Союзе, Афганистане и других странах мира в этот период.
В этой книге я ничего не говорю о своей семье и не упоминаю имен родственников и друзей. Все они остались в СССР и до сих пор находятся под контролем властей.
Пролог
Всегда, когда в жизни что-то заканчивается, то обязательно начинается нечто новое, не плохое или хорошее, а совершенно другое. 2 июня 1982 года мой муж Владимир Андреевич Кузичкин шагнул в это другое, в неизвестность, а меня туда швырнут, или, точнее, катапультируют, тремя днями позже — 5 июня.
После разговора с мужем по телефону утром 2 июня я была спокойна и счастлива. Начало лета, впереди приезд Володи, отпуск, отдых, что-то приятное и радостное. А пока собираемся с мамой на дачу, сумки упакованы, вызываем такси. Звонит телефон. Голос узнаю сразу — начальник Володи Исмаил, мы знакомы семьями. «Галя, с тобой хочет поговорить руководство, я сейчас за тобой заеду». Звонок не вызвал во мне никакой тревоги, ничего особенного, это, наверное, о работе, ведь я работала какое-то время в резидентуре, и только жена моего брата, услышав этот разговор, сказала: «Что-то случилось…»
Черная служебная «Волга» приехала моментально. И доехали мы быстро, у водителя явно был карт-бланш на соблюдение правил дорожного движения и скорость. Мы чуть не заплатили за это — на повороте машину занесло и закрутило, на асфальте было большое масляное пятно. Но все обошлось. Суббота, машин рядом не было. Москва 1982 года очень отличается от Москвы 2022-го.
Не помню, через какой подъезд здания на Лубянке мы вошли. Коридоры мне знакомы, я уже была здесь; впечатления остались ужасные, все тогда было обшарпанным: полы, двери, столы, стулья.
Комната небольшая. Окно выходит на улицу Кирова. На стене портрет Дзержинского, выполненный инкрустацией по дереву.
Двое мужчин. Один худой, почти голый череп. Второй более плотный, в очках. Теперь я знаю, что это были Юрий Иванович Дроздов и Вадим Алексеевич Кирпиченко. Начальник Управления нелегальной разведки и первый заместитель начальника ПГУ. Говорил Дроздов, а Кирпиченко внимательно смотрел на меня, видимо, оценивая мою реакцию на задаваемые вопросы.
«Ваш муж вышел с территории посольства в среду 2 июня и не вернулся». Остальной разговор я помню плохо. Вопросы были всякие. Например: «Почему в квартире в Тегеране мало ваших вещей?» Отвечаю, что ехала в межсезонье, пришлось брать почти все. «О чем вы говорили по телефону 2 июня и зачем звонили в этот день в Тегеран?» Из Москвы в посольство можно было звонить только на номер телефона, установленного на проходной посольства, то есть все разговоры были абсолютно публичными, все знали — кому, когда, кто звонил и о чем беседовали.
А почему позвонила? Да потому, что уже поняла, что мне незаслуженно повезло быть женой необыкновенного мужчины и любить его: умного, талантливого, доброго, смелого, очень привлекательного внешне и (о счастье, о чудо!) любящего меня. И я захотела услышать его голос, хотя бы так побыть рядом с ним.
…Сейчас это называют «тормозом», вот и я чувствовала себя полным «тормозом». Конечно, поняла я это значительно позже. А тогда, осенью 1970 года, я ничего о себе не знала. Я была очень грустной и одинокой 22-летней девушкой; я не была ни в кого влюблена, особо близких подруг и друзей не было, после ухода папы все в моей жизни пошло по почти катастрофическому сценарию. Период с 1965 года, когда умер папа, и до встречи с Володей — самые печальные годы моего существования.