Требуя правления «жесткой руки», каждый демократ рассчитывает стать палачом, а не жертвой. Но не может же палачей быть больше, чем жертв. А население России уменьшается.
«...продолжать реформы до последнего русского...»
Нынешняя власть— это похмелье перестроечного пира.
Говорят о коалиции «здравого смысла». Так где ж его взять?
23 февраля 1993 года на улицы вышли те, кто сидел дома в августе 91-го. Те, кто был на улице в августе, попрятались.
Историческая справедливость в России торжествует слишком часто. Опять подходим к очередному торжеству.
Живем за счет времени, сэкономленного на строительстве коммунизма.
Президент сердится — парламент не помещается в его карман. И парламент сердится — в его карман не помещается президент.
За три года парламент прошел путь от резинового штампа до фабрики бумаг.
Пациентам сумасшедшего дома хочется, чтобы доктора были нормальными.
Вопрос на референдум: «Ты меня уважаешь?».
Эпоха последних съездов. Съезды вымирают подобно динозаврам. Нужно что-то более компактное и динамичное, вроде автомата Калашникова.
Раньше все неудачи валили на погоду и происки внешних врагов. Теперь — на народных депутатов.
Ветви власти соревнуются в стремлении доказать, что все они одинаково вредны обществу.
19 марта 1993 года первый вице-премьер России сказал, что условия для гражданской войны еще не созрели. Есть варианты: то ли власть созреет для 1937 года, то ли народ для 1917-го.
Для того, чтобы скинуть Горбачева, отдали Советский Союз. Для того, чтобы удержаться у власти, отдадут Россию.
В низах нет власти, в верхах — совести.
Президент плюнул в Съезд и попал. Съезд плюнул и тоже попал. Эпохальная русская дуэль.
Таким образом, пляска политических мотыльков над костром продолжается.
ВЛАСТЬ, НАРОД И ЭКОНОМИКА
Надо отдать должное руководящей команде Горбачева. Придя к власти, она была полна решимости строить новое общество так, как это принято во всем мире, то есть с экономического фундамента. Очень скоро выяснилось, однако, что это трудная и неблагодарная задача, требующая не только интеллектуального потенциала, но и последовательности, упорства и, главное, здравого смысла. Руководство было вынуждено махнуть рукой на фундамент и решило начинать стройку с крыши. На месте экономики образовалась огромная дыра, именуемая рынком. Так в свое время на месте храма Спасителя в Москве был «создан» плавательный бассейн. Фарс повторился в виде трагедии.
Экономика, как и жизнь вообще, состоит не из планов и свершений, а из мелочей. Свидетельство тому, в частности, следующие заметки.
Чем дороже жизнь, тем дешевле идеи, но чем дороже товары, тем дешевле жизнь. Это две стороны одного и того же деревянного рубля.
Идея, овладевшая кассами, становится материальной силой.
Бее люди равны, но кошельки разные.
Суть новой экономики: «Правда, только правда и ничего, кроме правды...». К этому бы еще и колбасу.
Зачем деньги честному человеку? И зачем деньгам честный человек?
Мы все могли бы быть честнее, если бы не хотелось есть каждый день.
Мы отрабатываем свой хлеб. Но кто же расплачивается за наше масло?
Будет ли у нас организованный рынок и регулируемая преступность?
Консерваторов много, а консервы исчезли.
Человек не кошка. Он не к месту привыкает, а к зарплате.
Чем дальше в лес, тем дороже собственная шкура.
Стирание граней между умственным и сизифовым трудом.
Чувство долга никогда не оставит русских. Набрали взаймы у всего света.
Нет пророка в своем отечестве... А также нет мяса, молока, хлеба, обуви и т.п.
Первопроходимцы экономической реформы.
Рынок отнимает то немногое, что дал народу социализм, — работу, еду, жилье, стабильность.
Наша страна впереди всех по птицеводству и коневодству — разводим журавлей в небе и троянских коней.
Если нет мыслей, значит, в них нет потребности. Этим они отличаются от денег. Для того, чтобы народ перевоспитать, его надо накормить, а чтобы накормить — надо перевоспитать. Вот и бьется Михаил Сергеевич над этой задачей...
Честному рублю нет места в обществе, где пустая пол-литра стоит полтинник.
В стране очень много экспертов, но все в чужой области.
«Меньше слов, больше тела!» — девиз нового кино.
Во время чумы хочется, чтобы кто-нибудь пригласил на пир.
И на рынке есть место сердцу. Говяжьему, на прилавке.
Дров наломали много, а страна остается без топлива.