Сам Быстролетов считает началом своей работы в разведке памятную для него беседу с Артуром Артузовым и Михаилом Горбом в конце апреля 1925 года. Он подробно описывает ее в своих неопубликованных воспоминаниях:
«В Праге меня предупредили, что в Москве со мной будут беседовать очень важные лица. И действительно, в конце апреля меня отвели в бывший долгоруковский особняк, в маленькую комнату, где на диване лежал одетым усталый сонный мужчина средних лет, а рядом, оседлав стул, положив руки на его спинку, сидел и курил мужчина помоложе, брюнет, с раскосыми глазами. Потом мне сказали, что лежал А.Х. Артузов, а сидел М. Горб. Рядом стоял еще один стул, и мне предложили сесть. Я не знал, кто эти люди и что они от меня хотят, но чувствовал, что это большие начальники и что от разговора с ними зависит моя будущая судьба. Мне шел тогда 25-й год, я был недурен собой и одет в свой лучший костюмчик, что особенно бросалось в глаза на фоне толстовок и тапочек московских студентов. На лице Горба отразилось явное недоброжелательство, он окинул меня мрачным взглядом и отвел глаза в сторону. Артузов, напротив, с видимым интересом принялся разглядывать меня и мой костюм, не скрывая доброжелательную улыбку.
— Ну, давайте знакомиться. Рассказывайте все о себе. Не тяните, но и не комкайте. Я хочу знать, из какой среды вы вышли.
Я рассказал все честно и прямо о своем предполагаемом незаконном происхождении от графа Алексея Толстого, о злоключениях в эмиграции. Горб нахмурился и окончательно помрачнел. Артузов расхохотался при рассказе о комичных эпизодах из жизни деда со стороны матери — казака, а насчет отца [я] уточнил, что я его не знаю, сам ему не писал, от него писем не получал, но воспитывался на его деньги, передаваемые тетей, Варварой Николаевной Какориной.
Выслушав мой рассказ, Артузов обратился к Горбу:
— Ладно, ладно, Миша, все проверим, все в наших руках. Но товарища мы к делу пристроим. Испытаем в работе, а там будет видно.
Горб молчал.
— Пустим его, Миша, по верхам. Ты понял меня? По верхам. — Артузов поднял руку к потолку и, все еще лежа на диване, пошевелил в воздухе пальцами. — Посмотрим, чего он стоит. — И, обращаясь уже ко мне, спросил: — Где вы хотели бы у нас работать?
— Я не знаю… — начал я, но, поняв, что робость не произведет хорошего впечатления, добавил, выпятив грудь: — Там, где опаснее!
Артузов улыбнулся, Миша отвернулся.
— Опаснее всего вербовать друга в стане врагов! — сказал Артузов. — Работа вербовщика считается у нас наиболее опасной.
Я не имел никакого представления об этой работе, но храбро сказал:
— Ну, что ж, я хотел бы быть вербовщиком.
— Ладно. Ладно, идите. Посмотрим, — закончил разговор Артузов. — Желаю успеха.
Так я вернулся в Прагу сотрудником Иностранного отдела, и с этого времени в графе «стаж работы» всегда проставлял в анкете именно эту дату».
Интересными представляются мотивы прихода Быстролетова в советскую разведку. Соображения идеологического характера если и присутствовали, то они носили сугубо умозрительный, неосознанный характер, возможно, на уровне интуиции, во всяком случае на первом этапе.
Скорее их следует искать в психологии молодого Быстролетова. Отсутствие отца невольно побуждало его к поиску и обретению старшего наставника и надежной опоры. Таким наставником мог стать и его первый контакт в Праге — Днепров, и даже Артузов, который, судя по описанной Быстролетовым беседе с ним, произвел на молодого человека неизгладимое впечатление. Такой обобщенной личностью «отца» могла для него стать и вся разведывательная организация, дававшая ему, возможно, ощущение и надежности (опоры), и причастности к большому, серьезному делу. На фоне преследований и отвержения его белоэмигрантской средой это чувство могло только усилиться и стать преобладающим в психологической характеристике Быстролетова. Необходимо также учитывать природную склонность Дмитрия к авантюризму, подпитываемому романтизмом и жаждой приключений.
По возвращении в Прагу Быстролетов вновь связался с резидентом Днепровым, который свел его с двумя другими сотрудниками резидентуры — Вильнером и Горским. Первые задания Быстролетова были по линии экономической разведки. Он осуществил несколько вербовок в деловых кругах и на заводе «Шкода».