Выбрать главу

Светлана Завадская, жена похищенного 7 июля 2000 года оператора ОРТ Дмитрия Завадского, сказала: «Очень печально, что Русская православная церковь награждает вторым по значению орденом в России Дмитрия Павличенко, которого знают в цивилизованном мире как человека, подозреваемого в причастности к похищениям и убийствам людей. Как человека верующего, меня это очень оскорбляет. Православная церковь в России и Беларуси настолько политизирована, что мне, видимо, пока будет лучше общаться с Богом без посредников».

А у нас, в русской эмиграции, многие, наоборот, мечтают слиться с Московской Патриархией. Зачем?

ВРАЖДЕБНОЕ ПОГЛОЩЕНИЕ

В России враждебно относятся к Зарубежной Церкви. Ее приходы яростно изгоняют из страны, хотя иерархов охотно привечают. Здесь, на Западе, этого противоречия почему-то стараются не замечать, но церковная Москва враждебности не скрывает.

«На территории России действия РПЗЦ носят раскольничий, неканонический характер, и поэтому их храмы нельзя посещать прихожанам Русской Православной Церкви», - объясняет верующим иеромонах Адриан (Пашин) на сайте Православие. ru.

А издает этот сайт Сретенский монастырь, чей наместник, архимандрит Тихон - самый пламенный переговорщик с Зарубежной Церковью об объединении. Но недавно он издал книгу, восхваляющую патриарха Сергия - того самого, кого Зарубежная Церковь столь яростно отвергает. А Патриархия, в свою очередь, назвала творение архимандрита Тихона лучшей православной книгой года, так же откровенно показав свое отношение к патриарху Сергию. Просто голова идет кругом!..

Но многие священники Русской Зарубежной Церкви почему-то относятся к этим странным противоречиям с юмором, словно к недоразумениям или «перегибам», как говорили в сталинское время. Словно они - ничто по сравнению с громадьем стоящих перед нами политических задач. Когда священникам указываешь на это, те лишь снисходительно улыбаются.

Точно такая же мудрая усмешка набегала на холеные лица партийных работников советской эпохи, когда их спрашивали о том, почему в магазинах супердержавы СССР нет мяса.

«Да, мяса нет, хотя настоящий патриот такого вопроса не задаст! - парировали важные коммунисты. - Зато у нас есть нечто такое, что вы ахнете! Но пока это секрет!»...

Такой ответ многих устраивал. В путинской России тоже стало модным смеяться над тем, что вызывает тревогу. Это ощущаешь по тому, как отвечают российские политики американским телезрителям в прямом эфире.

Какая диктатура? Какой культ личности Путина? - заливаются они дребезжащим смехом, но в глазах уже виден страх.

Такими же взрывами хохота отвечали когда- то деятели советской культуры на вопросы иностранцев о сибирских лагерях.

Сталин поощрял талантливых писателей-юмористов, избегающих острых тем. Именно на пике массовых репрессий были созданы искрометные кинокомедии «Цирк» и «Волга-Волга», популярные по сей день. По всей стране тогда развивалась индустрия юмора.

Советская манера высмеивать трагедию перешла и в Зарубежную Церковь.

—Правда ли, что Алексий Второй пренебрежительно назвал Зарубежную Церковь «полторы старушки»? - спросила одна из женщин на нашем приходском собрании в вашингтонском Свято-Иоанно-Предтеченском соборе.

—Да, назвал! Ну и что в этом такого? - тонко улыбнулся настоятель о. Виктор Потапов, очевидно, воздавая должное патриаршему юмору.

—А почему в России недавно опять закрыли несколько наших приходов? - не сдавалась прихожанка.

—А потому, что у них регистрации нет! - весело парировал второй священник, о. Владимир Бойков, и вопрос был закрыт.

—Да у них заговор! - догадался я.

Эх, не было у меня в руках микрофона, чтобы спросить: а почему, собственно, не зарегистрировали приходы? Что помешало?

Похоже, большинство прихожан, выросших в Америке, поняли это так, что приход лишь не успели вовремя зарегистрировать. Ведь любая регистрация здесь - только техническая процедура.

А в России регистрацию надо заслужить! Многомесячным хождением по кабинетам, униженными мольбами и взятками.

Потому что в нашей стране она носит разрешительный характер. В регистрации могут и отказать. А добиться правды в суде очень трудно.