— Ты же жива…
— Действительно, я об этом как-то не подумала.
— Тебе не нужно думать об этом, Вэл. Это не твоя проблема.
— Это моя проблема, милый. Просто она стала твоей.
Какая разница, чьей она стала? — Юджин устало повел плечами и прикоснулся кончиками пальцев к моей щеке. — Главное, что эта проблема существует, и ее надо решить. Все очень просто, Вэл. А ты по привычке все усложняешь.
— Ой ли? — Я обхватила его ладонь у своей щеки и крепко сжала ее.
— Не спорь со старшими, советская женщина! И чему тебя только учили в пионерской организации?
— Истинам.
— Истинам учит жизнь.
— Дурачок, это и была наша жизнь.
— И каким истинам вас учили?
— Сам умирай, но друга выручай.
— Потрясающе! А еще что-то умное?
— Учиться, учиться и учиться.
— Чему?
— Коммунизму, естественно!
— Здорово! Еще что-нибудь помнишь?
— А как же! Жить и бороться, как завещал великий Ленин, как учит Коммунистическая партия!
— С кем бороться, родная?
— Неужели не понимаешь?! С такими типами, как ты, Милый. Потому что с нашими, как я поняла с возрастом, бороться совершенно бесполезно.
— Но это же несправедливо! — шепнул он мне на ухо.
— А почему, собственно, шепотом? — тихо поинтересовалась я.
— Я пытаюсь создать интимную обстановку.
— Как насчет того, чтобы сделать это в другом месте, причем прихватив меня с собой?
— Я не могу, Вэл! У меня работа!
— Твоя работа — быть со мной.
— Это не работа, милая. Это судьба.
— Меня охраняет много людей?
— Ага! — кивнул он. — Почти как Форт-Нокс. Все последнее время эти люди только тем и занимаются, что решают проблемы одной симпатичной воспитанницы пионерской организации имени Ленина.
— А ты?
— А я — в первую очередь.
— Ты решаешь мои проблемы на дне сточной канавы?
— А что, я на самом деле так плохо выгляжу?
— Не плохо, дорогой. Ты выглядишь отвратительно. Странно, как тебя вообще впустили в приличный отель.
— Я воспользовался грузовым лифтом.
— Неопрятность для мужчины — первый признак отсутствия успеха у женщин.
— Скажи мне еще что-нибудь приятное.
— Я тебя очень люблю, Юджин!
— Скажи еще раз. Только медленно.
— Я тебя о-бо-жа-ю. Я тебя боготворю! Я бы съела тебя целиком, если бы ты додумался в своей канаве принять душ.
— Это правда?
— Под салютом всех вождей!
— Несмотря ни на что?
— Ты лежал в канаве не один?
— Как ты догадалась, дорогая?
— Ты мне изменил?
— Нет. Тот, с кем я лежал в канаве, был мужчиной. Причем очень грубым. Он постоянно матерился и говорил, что ненавидит русских.
— Тогда несмотря ни на что…
— Мне надо уходить, — он взял мою руку и поцеловал в ладонь.
— Я понимаю…
— Мне действительно надо, Вэл.
— Партия сказала «надо», комсомол ответил «есть!», — пробормотала я. — Везде одно и то же…
— Ты понимаешь, что я не имел права появляться здесь даже на эти несколько минут?
— С моим-то опытом конспиративной работы против таких, как ты?!
— Я очень скоро вернусь, Вэл.
— «Три мушкетера» читал?
— Читал.
— Помнишь, что сказал Атос, когда д'Артаньян, провожая служанку Кэтти в монастырь, пообещал им же соблазненной девушке, что скоро увидится с ней?
— Не помню.
— Он сказал: «Клятва игрока».
— Но я действительно скоро вернусь.
— Не жди от меня вопроса «когда?».
— Спасибо.
— Юджин, — я обхватила его колючие щеки и приблизила это усталое родное лицо совсем близко к своим глазам. — Ответь мне честно только на один вопрос: где я нахожусь? В очередной тюрьме?
— Вэл, побойся Бога! — Он подхватил меня на руки и прижал к себе.
— Отпусти, тебе же тяжело.
— С чего ты взяла?
— Тогда, в Праге, Витяня говорил, что я — перекормленная корова и что у него от напряжения что-то чуть не опустилось до колен.
— Он не уточнил, что именно?
— Да не помню уже, — пробормотала я, чувствуя, что невольно краснею.
— А я не помню, чтобы ты мне рассказывала, как Мишин носил тебя на руках.
— Юджин! — Я ткнулась носом в его колючую щетину. — Случилось страшное: ты меня ревнуешь!
— А я не должен ревновать?
— Как полноценный мужчина ты просто обязан ревновать меня. Но только не к Витяне Мишину.
— А к кому, милая?
— К этому номеру… — Я сделала левой рукой широкий жест, полностью охвативший ненавистную камеру со всеми коммунальными и прочими удобствами. — Ты уж прости меня за вульгарность, но эта обстановка меня уже трахнула. Еще немного, и я здесь рожу самым постыдным образом.