— Да что вы говорите! — Гескин вновь выпялил на меня свои аристократические зенки. — Так мы летим вместе?
— Ну, не буду в таком случае вам мешать, — писательница изящно поднялась. — Я рада, Джеральд, что благодаря моей популярности в России вы обзавелись столь очаровательной попутчицей. Что касается вашей просьбы, мадам, то вот моя визитная карточка, — Шарль-Ру протянула мне сиреневый прямоугольничек мелованного картона. — Ведь обратно вы тоже возвращаетесь через Париж, не так ли?
— Да, мадам.
— Позвоните мне, и мы обязательно что-нибудь устроим… — она перевела взгляд на Гескина. — Джеральд, я желаю вам приятного полета и обещаю подумать над вашим предложением.
Барон тяжело вознесся со стула и поцеловал протянутую руку.
Мы молча проводили взглядом стройную фигурку Эдмонды.
— Ах, время, время! — тяжко вздохнул барон. — Видели бы вы ее лет тридцать назад в Риме…
— Тридцать лет назад меня не было — Москве предстояло томиться в ожидании еще два года…
— Ну-с, мадам, — своим упоминанием о белокаменной я определенно вернула его с небес на землю. — Я так понял, что мы — коллеги?
— В каком смысле?
Меня разбирала злость. Ситуация развивалась в точном соответствии с планом шефов Витяни Мишина, а этот болван барон со своими родовыми связями, деньгами, библиотекой и столетними пластами британской спеси лез в расставленные силки, как безмозглый щегол в голодуху — на шелуху от семечек.
— В литературном.
— Почему вы так решили?
— Меня зовут Джеральд Гескин, — барон слегка наклонился. — А вас?
— Валентина. Или Валя, вам, наверное, так будет удобнее…
— Вы всегда заботитесь об удобствах мужчин?
— А вы считаете, они этого не заслуживают?
— Вам говорили, что вы немного похожи на Гертруду Стайн?
— Я давно уже не разглядывала себя в зеркале, но хорошо помню, что в последний раз признаков слоновой болезни у меня не было…
— Господи, вы и это знаете?
— Что?
— Сдаюсь! — барон шутливо поднял свои массивные руки, похожие на два телеграфных столба — без проводов, но с изоляторами запонок. — А теперь признайтесь: вам очень нравится Хемингуэй, верно? Он ведь был такой же современный и острый на язык, как вы.
— Совсем не нравится.
— Тогда кто? Кроме Эдмонды Шарль-Ру, разумеется?
— Я не настолько хорошо владею французским, чтобы уловить нюансы. Вы что, иронизируете?
— А я не должен?
— А вы как думаете?
— Уф-ф! — барон отодвинул тарелку и откинулся на спинку стула. — С вами нелегко общаться, прямо скажу.
— Но интересно.
— Но нелегко.
— Какую газету вы представляете, если не секрет?
— Разве я похож на журналиста? — Гескин пристально взглянул на меня.
— Простите, если я вас невольно задела.
— Ну что вы, Боже упаси! — барон щелкнул пальцем, подзывая официанта. — Я даже польщен. Мне всегда хотелось писать, но, увы, создатель обделил меня талантом. Долгие годы это мучило меня, а потом я обрел успокоение в книгах. Куда интереснее, на мой взгляд, находить ошибки у других, нежели самому быть на кончике злых языков. Вы не находите?
Последнюю фразу Гескин произнес по-русски.
— Да вы полиглот, господин Гескин! — произнесла я с восторгом в голосе, втайне надеясь, что мое изумление разыграно достаточно убедительно. — Сколько еще языков вы знаете?
— О-о, дайте посчитать… — барон закатил глаза. — Итальянский, испанский, немецкий, шведский, венгерский, греческий, турецкий… О французском и русском умолчим… Ну, еще два-три восточных, впрочем, не настолько блестяще, чтобы дискутировать на них о творчестве столь любимой вами мадам Шарль-Ру.
— А русский вы выучили только за то, что им разговаривал Ленин?
— Отчасти. В основном же своим знанием русского я обязан господину Платонову. Я прочел «Джан» на испанском и впервые в жизни пожалел, что не знаю русского. Это было давно, еще в конце сороковых… Ну, а вы? Чем занимаетесь вы, Валя?
— Пропагандой и агитацией.
— Что именно вы пропагандируете и кого агитируете?
— Господин Гескин, я думаю, что нам с вами пора зарегистрироваться.
— Что-о-о?
— Не пугайтесь, Бога ради! Я всего лишь о том, что до вылета осталось меньше полутора часов…
13
Небеса. Авиалайнер компании «SAS»
Ночь с 1 на 2 декабря 1977 года
Мне всегда казалось, что английские аристократы, тем более дожившие до преклонных лет, как-то плохо сопрягаются с понятием «суетливость». Но Гескин, очевидно, был либо уродом в разобщенной семье британских патрициев, либо все-таки евреем. Так или иначе, твердо решив провести весь полет через Атлантику рядом со мной, барон проявил столь кипучую энергию, что я начала тревожиться за его давление. Сперва он перемигнулся со стюардессой, затем обменялся парой реплик с седовласым итальянцем в своем ряду, а под конец загнул такую замысловатую, на испанском, фразу в сторону сухой, как швабра, особы, сидевшей рядом со мной, что ту как ветром сдуло в первый класс.