— Бержерак! — прошептала я.
— Пресвятая Богородица! — взревел гость. — Юджин, помнишь, я говорил, что по сравнению с грудью твоей избранницы бюст Лиз Тейлор — просто пара еловых шишек?
— Помню, — вздохнул Юджин.
— Так она стала еще прекрасней, дружище!
— Знакомьтесь, — сказал Юджин, вздохнув еще раз. — Это, дорогая, мой друг Кевин. А это, Кевин, госпожа Валентина Мальцева.
— Оцените мой вкус, мадемуазель! — Кевин осторожно сжал мою ладонь и с грохотом взгромоздился на кухонный табурет.
— Помнится, в самолете вы назвались Джоном… — я снова села за стол и допила свой порядком остывший кофе.
— Я всякий раз представляюсь Джоном, когда вижу по-настоящему красивую женщину, — заявил Бержерак.
— Он всегда такой? — тихо спросила я у Юджина по-русски.
— Слышала бы ты, что он говорит своей жене! — пробормотал Юджин.
— Перестаньте шептаться по-русски! — Кевин грозно сдвинул брови. — Это неприлично!
— Как дела? — по-английски спросил Юджин.
— Мне выйти? — поинтересовалась я.
— Если хочешь, дорогая, — Юджин легко коснулся моей руки. — Кстати, Кевин принес кое-какие вещи. Можешь взглянуть, пока мы тут поболтаем.
Бержерак, не отрываясь, смотрел на меня восхищенным взглядом.
— С удовольствием…
Я встала, положила в мойку свою чашку и направилась к двери.
— Мадемуазель, — по-французски начал Кевин и вежливо привстал, чуть не опрокинув стол. — Тогда, в самолете, я не все сказал о ваших… м-м-м… выдающихся достоинствах. Но право же, они заслуживают…
— Заткнись! — буркнул Юджин.
— О’кей, — гость смиренно кивнул и вновь опустился на табурет.
Посреди гостиной стояли два дешевеньких чемодана с облезлыми ручками. Я подошла к ним, испытывая колоссальное внутреннее напряжение. Опыт — великое дело. Когда-то, в прошлой жизни, я воспринимала вещи адекватно. Однако вследствие испытаний, через которые меня протащили славные органы советской госбезопасности, естественная для любой нормальной бабы логическая схема «красивая вещь — примерка у зеркала — выход в свет — оценка окружающих» была безжалостно разрушена, а вместо нее сложилась принципиально иная: вещь, которую тебе приносят, в первую очередь указывает на характер занятий, ожидающих тебя в самое ближайшее время. Стильный костюм жены французского дипломата…
Пиджак, юбка и жабо бесполой представительницы советского вангоговедения… Мышастое пальто польской провинциалки средних лет… Комбинезон и сапоги бесстрашной покорительницы пражской канализации… Неописуемые ризы смиренной беглянки в стенах католического монастыря…
Мысленно успокаивая себя тем, что скромные размеры чемоданов физически не способны вместить водолазный скафандр или парашют Котельникова, я щелкнула замками и откинула крышку первого чемодана. Вещи были добротные, красивые и без малейшего намека на авантюрность нового предприятия, в которое меня явно собирались втянуть два американца, о чем-то шептавшиеся на кухне. Меня, однако, насторожило то, что все, кроме белья и обуви, — два скромных, но дорогих платья, красивое темно-серое пальто из джерси, тонкий кашемировый свитер — было как минимум на два размера больше. А поскольку я давно уже перестала верить в случайности, то приняла эту информацию как некий намек и задумалась, что бы все это значило. Поразмыслив некоторое время и ни до чего не додумавшись, я решила ознакомиться с содержимым второго чемодана, но меня остановил голос Юджина:
— Вэл!
— Что?
— К тебе можно войти?
— Попробуйте.
— Хочешь виски?
— Почему нет?..
Они явились с бутылкой, бокалами и чистой пепельницей. Водрузив все это на круглый стол в центре гостиной, мужчины уселись. Бержерак выглядел озабоченным, хотя и не преминул — очевидно, по инерции — бросить на меня очередной пылкий взгляд.
— Присоединяйся, девушка, — Юджин кивнул на стул.
Я покорно села и вопросительно взглянула на него:
— Судя по всему, диагноз уже известен?
— В целом, — кивнул Юджин. — Я буду говорить по-французски, чтобы Кевин мог участвовать в разговоре. Только не перебивай меня. Все вопросы — потом.
Я согласно кивнула.
— Два дня назад в Прагу, в экскурсионную поездку, приехала семейная пара — господин Тео Брунмайер и его супруга Берта, подданные Австрийской республики. Это — наши люди, Вэл, приехали они на наши деньги и, как ты понимаешь, не случайно…
Я вновь кивнула, пытаясь тем временем разобраться, какое же чувство преобладает во мне — страх или любопытство?