— Но, сэр!..
— Юджин, через пять минут я должен быть у директора.
— Мне нужна ваша санкция.
— На что?
— На вывоз в Штаты одного из участников операции.
— С какой целью? Для допроса? Для награждения? Для ликвидации?..
— Извините, сэр… — Юджин переложил трубку в другую руку и тяжело вздохнул. — Какая у вас погода?
— Метет.
— Надеюсь, аэропорты будут открыты. До встречи, сэр.
— Эй, парень! — рокота в басе Уолша чуть поубавилось. — Скажи Кену от моего имени, чтобы он тиснул в ее паспорте въездную визу. На две недели. Паспорт-то у нее есть?
— Есть, сэр.
— Это все, что я могу сделать.
— Спасибо вам.
— Но предупреждаю, Юджин: у тебя будут проблемы.
— Я знаю.
— Серьезные проблемы, парень!
— Вы же дали мне две недели.
— Не тебе — ей.
— Какая разница? Главное, мне есть что предложить вам, сэр.
— Юджин, я уже завален трупами и источниками информации. От твоей подруги мне больше ничего не нужно!
— Ой, не зарекайтесь.
— Не хамите, офицер!
— Виноват, сэр!
— До встречи, — буркнул Уолш, и в трубке воцарилась галактическая тишина…
2 января 1978 года
Я сразу заметила перемену в его настроении. Юджин влетел в номер, как сумасшедший, дважды повернул ключ от входной двери, задернул шторы, потом заглянул в ванную, выключил там свет, плотно прикрыл за собой дверь и, схватив меня за плечи, усадил на диван в холле.
— Вэл, скажи, в Мытищах проводятся конкурсы красоты?
— Ага, — кивнула я. — Ежеквартально. В Доме культуры имени 17-летия Парижской коммуны. Победительница получает талон на килограмм яблочного повидла и две бутылки «Солнцедара». Подарочный набор.
— Скажи, а…
— Если ты решил устроить пресс-конференцию, сообщи хотя бы, чему она посвящена?
— Не чему, а кому!
— Кому же?
— Тебе, дорогая.
— Хочешь продолжить утренний спор?
— Нет, Вэл. Просто я кое-что придумал. Слушай внимательно: у нас есть две недели…
— Две недели на что?
— Если ты дашь мне договорить до конца, я все объясню без наводящих вопросов.
— Извини…
— Итак, в твоем молоткастом и серпастом советском паспорте появилась маленькая отметка. Такой малюсенький синий штемпель посольства, который дает тебе возможность официально прожить четырнадцать дней на территории Соединенных Штатов.
— С кем прожить?
— Со мной. Правда, это уже неофициально.
— Надеюсь, пока?
— Естественно.
— Такой вариант меня устраивает. Дальше.
— Как по-твоему, что сейчас происходит в советском посольстве?
— Групповое похмелье после Нового года.
— Я серьезно спрашиваю.
— Расскажи мне, дорогой: что сейчас происходит в советском посольстве?
— Прием, учет и оприходование трупов.
— Та-ак… — меня передернуло. — И что?
— Как по-твоему, знает ли резидент КГБ в Амстердаме, сколько человек участвовало в операции по изъятию Мишина?
— Бога ради, Юджин, переходи от диалога к монологу. Когда ты рассуждаешь о ваших шпионских делах, я начинаю испытывать комплекс неполноценности!
— О’кей! В данный момент, когда все трупы прибыли по назначению, то есть в посольство СССР, резидентура, кроме естественных организационных хлопот, связанных с транспортировкой тел на родину, занята одним — выяснением судьбы отсутствующих.
— Ты хочешь сказать, что они ищут меня и Тополева?
— Если совсем точно — Тополева и тебя, — сказал Юджин и сделал восторженные глаза. — Ты очень умна, Вэл!
— А дальше что будет?
— Будут поиски, сбор информации, сообщения иностранных резидентур… Короче, они будут искать вас, Вэл. Тополева — чтобы немедленно вернуть домой, к его могущественному шефу, а тебя — чтобы как можно быстрее прихлопнуть. Искать будут кропотливо, настойчиво, с привлечением множества людей, словом, как позволяет себе только КГБ. И тем не менее я могу гарантировать, что эти поиски в любом случае продлятся больше, чем две недели. Следовательно…
— Следовательно?
— Следовательно, в нашем распоряжении есть четырнадцать дней, в течение которых с твоей матерью ничего не произойдет. Мы с тобой летим в Штаты, на месте разрабатываем варианты и, думаю, найдем выход из положения. В конце концов, у нас есть Тополев. Поверь мне, это очень важная фигура в КГБ, которую можно и обменять…
Я слушала его разглагольствования, чувствуя, как где-то внутри меня боролись сцепились два чувства к этому человеку — нежность и раздражение.